это состояние вскоре исчезло, когда Эмма обернулась ко мне и, окинув быстрым взглядом, поинтересовалась:
– Так все же будешь кофе?
– Буду, – буркнул я в ответ и, не в силах больше сдерживаться, подошел к ней со спины и положил ладони на хрупкие плечи.
– И еще кое-что буду…
– Что именно? – спросила она приглушенно.
Тебя буду – захотелось сказать мне в ответ, но я сдержался.
– Буду просить прощения.
Эмма застыла. Замерла, превратившись в изваяние. Напряглась так, что стала похожа на каменную статую.
– Хочу извиниться за то, что ты натерпелась по моей вине. И хочу, чтобы ты знала – я тебя люблю. И сделаю все, чтобы вы с Алисой были счастливы.
Она молчала, а я стоял, обнимая Эмму со спины, и не знал, что еще мне стоит присовокупить к уже сказанному. Клясться в вечной любви и божиться, что она никогда больше не будет испытывать того, чему причиной я стал? Я вполне мог это сделать, но разве важным было именно обещание? Я предпочитал доказать все делами, а не растекаться словесами по древу.
– Знаешь, Крамольский… а я ведь вполне научилась без тебя жить, – усмехнулась Эмма и вдруг повернулась ко мне.
На красивом лице была горькая усмешка, но так же я видел печать усталости. Все то, что мне так хотелось стереть навсегда и больше никогда не видеть.
– Научилась тогда, когда поняла, что беременна Алисой… Научилась и сейчас.
Я опустил взгляд, понимая, к чему именно она ведет. От ворот поворот тебе, Крамольский. Вот, что это означало. Но потом Эмма продолжила:
– Я научилась без тебя жить, но как только ты появился в моей жизни, я поняла, что это не так.
Она опустила голову, волосы упали на лицо. Я не удержался и, протянув руку, завел рыжую прядку за ухо Эммы.
– И что именно ты поняла? – спросил хрипловатым от волнения голосом.
– Я поняла… поняла, что без тебя мне сложнее, чем с тобой.
Она снова посмотрела на меня. Таким искренним чистым взглядом, что я даже не сомневался – в нем есть то, что так важно всегда и всюду – настоящее откровение. То, что должно цениться дороже всех богатств мира. Истинные чувства, которые не скроешь ничем, как ни старайся.
– И я тоже люблю тебя, Влад. И сейчас, кажется, гораздо сильнее, чем еще пару минут назад.
Я не выдержал – запрокинул голову и с облегчением рассмеялся. В моих руках было не только мое счастье. В них находилась женщина, дороже которой у меня не было и быть не могло. Мать моего ребенка. Моя Эмма.
– Я все решил с прессой… они больше нас не побеспокоят, – заверил ее, прижимая к себе крепче.
Эмма приникла ко мне и разом словно бы расслабилась. Улыбнулась, и эту улыбку я скорее почувствовал, чем увидел.
– Даже если бы не решил, мы бы это пережили, – пробормотала она, обнимая меня в ответ.
– Уверен в этом, – заверил я ее. – Но знай, если вдруг такое снова случится, я сумею защитить нас. Нашу семью.
Она отстранилась и, взглянув в мое лицо, спросила:
– Семью? Это можно считать предложением?
На лице – хитрость, которая сквозит в каждой черте. А рыжина в ярком пламени волос лишь напоминает о том, с кем именно я собирался связать свою судьбу.
– Это не предложение, – сказал веско и, наклонившись, скользнул губами по ее губам. – Это весьма конкретное заявление, что права на тебя принадлежат только мне.
– Какой же ты варвар, Крамольский! – покачала головой Эмма, крепче обнимая меня в ответ.
И я не удержался от того, чтобы ее поддеть.
– Варвар. И я знаю – тебе это нравится.
Мы уезжали из этого дома вечером того же дня. Алиска мирно дремала на заднем сидении, а мы с Эммой… мы сидели рядом друг с другом, молчали и чувствовали себя так, как будто наконец пришли к тому, к чему стремились всю свою жизнь.
Пусть этот путь был тернистым, странным, необычным, и я, и Эмма знали одно – то, что испытали мы, и продолжали испытывать – было бесценным. И только в наших руках имелась возможность сохранить это. И преумножить.
Потому что счастье, которое мы ощущали всем существом, было тем, что должно было стать абсолютно необъятным.
Эпилоги
– Проклятье! – выдохнула я сквозь зубы, в очередной раз оставляя от себя тестовую пробирку с духами. То, что в моей голове звучало, как прекрасная симфония, при попытке соединения вместе на практике становилось сущим кошмаром.
– Абсолю розы, – я вновь упорно взялась за ингредиенты. – Как олицетворение нежности.
Капнув нужную дозу, я перешла к другому маслу.
– Ваниль. Как сладость поцелуя.
Один за другим я добавляла масла, входившие в разработанную мной формулу. Полынь – как горечь разлуки. Та самая полынь, которой пропах чердак в старом деревенском доме. Доме, который подарил мне, тем не менее, одни из самых лучших моментов в моей жизни. Первое признание в любви. Нового друга… И понимание, чего я хочу от жизни дальше.
Когда я смешала воедино все составляющие будущих духов, вновь поднесла пробирку к носу и с досадой поморщилась. Нет, это не было плохо. Но чего-то здесь, определенно, не хватало.
Я прикрыла глаза и вспомнила все моменты, ощущения от которых хотела вложить в этот аромат. Лазурный берег, живописные улицы древнего города, жаркое солнце и – надежду. Надежду, которая пробивалась наружу даже в самые ненастные дни. Сквозь боль, разочарование и слезы.
Господи, ну, конечно, слезы! Любви не бывает без слез. И в этом аромате не хватало именно их, а точнее – соли, которая придаст этой милой, но пока бесхарактерной композиции, особые оттенки.
Найдя в своей мини-лаборатории, под которую Влад отвел мне отдельную комнату в доме, нужный ингредиент, я добавила соль в пробирку, действуя чисто интуитивно. А потом нанесла получившееся зелье на запястье и… не успела больше ничего
