в мою комнату, за ключом.
– Давай, бегом! Я тебя здесь подожду!
Надо же, поверил. Спустил меня на пол, прислонился к стене. И конечно, не забыл шлепнуть по заднице – видимо, для ускорения.
Что я делаю, господи, что я делаю? Сама сдаюсь в мужские руки. Сама! И почти трясусь от предвкушения. Никогда никому не признаюсь, но я тоже люблю с ним тискаться. До ужаса люблю!
Кирюха сладко сопел, и слава всем богам. Иначе б тоже начал комментировать. А мне и так от сестры еще прилететь должно, за ускоренное просвещение племянника – он ведь раньше не видел, что такое «любляться» и «целуваться»… И вопросов на эту тему никому не задавал…
– Давай, бегом заскакивай.
Влетела в комнату Миланы, Тихона за руку затащила, тут же защелкнула замок. От кого – и сама не знаю, но очень хотелось, чтобы никто не помешал больше нашему уединению.
– Наконец-то!
Не успела больше и слова сказать – мой рот закрыли горячие жадные губы. И все я наврала про лук с чесноком, просто к нему придиралась. Очень вкусный, очень сладкий, невероятно сладкий рот у этого мужчины.
Он нашел кровать каким-то шестым чувством – не глядя, в темноте, уселся на нее, и меня усадил на свои колени сверху. Поцеловал в шею. Ровно туда, где это ощущалось всего острее…
Забыла выдохнуть, упиваясь тем, как щекотные иголки мурашек разбегаются по всему телу. Даже зажмурилась от удовольствия, хотя и так не видела ничего.
И пальчики на ногах подогнулись – все, как положено. И бедра от желания свело. И то, что между ними расположено, тоже очень сильно сжалось и запульсировало. И ничего в этом страшного, как выяснилось. Это очень даже приятно и хорошо, а не противно! Зря я так плевалась когда-то на описания в романах…
– Что?
Тихон как будто прочел мои мысли.
– Я разве что-то говорила сейчас?
– Бубнила, да. Но вроде как довольное…
Он оторвался от моей кожи, чтобы задать вопрос, и снова к ней припал.
– Довольное, да.
– Тогда бубни дальше.
Разрешил, блин! Дал высочайшее благословение! Так и захотелось влепить подзатыльник за это великодушие…
Но эта мысль опять забылась, потому что стало слишком хорошо – Тихон задрал пижамную кофту мне до самого горла, добрался до сосков, да так и застрял на них. Целовал, покусывал, втягивал в рот, облизывал – что-то еще творил непотребное, от чего захотелось и ныть, и ерзать, и скулить.
Ну, и я не стала себе отказывать в удовольствии – ерзала, ныла, слегка попискивала.
– Тшшш, потише чуток. За стеной же, вроде, дядя Коля. Еще придет проверять, что я тут делаю с тобой…
Припугнул, как будто, но я по голосу поняла – улыбается.
– Заставит жениться. По-любому.
Тоже прыснула, но громкость слегка убавила.
– А, ну, тогда шуми. Пускай заставляет.
Разрешил. И простимулировал еще – провел пальцами по ребрам, щекотно и в то же время нежно, очень бережно и аккуратно.
– Боже, как хорошо-то… – Наслаждалась игрой его мышц под пальцами, шириной плеч, жарким дыханием…
– Что хорошо? Согласна, что ли?
– О чем ты?
Зачем, вообще, разговаривать, если занят тисканьем? Занимаешься одним важным делом – не нужно на другие отвлекаться. Иначе ничего хорошего не выйдет!
– Замуж хочешь, ты же этому рада?
– С ума сошел? Или опять стал пьяный?
– Я и не трезвел еще.
– Тогда не болтай, а делай. А то я поверю в серьезность твоих намерений. И утром не сможешь отбрехаться!
Он открыл рот. Что-то хотел сказать, наверняка – важное. И тут же закрыл его, заставив меня разочароваться. Все-таки, очень приятно, когда тебе предлагают выйти замуж. И пускай это происходит не совсем в правильной обстановке.
Я уже почти обиделась. Но тоже услышала звук поворачивающегося в замке ключа. В горле пересохло от волнения и растерянности…
А затем включился свет.
– Мила? Откуда ты здесь?
Моя дорогая сестренка еле держалась на ногах, щурила воспаленные глаза, которым, кажется, не хотела верить.
– А ты? Что здесь делаешь?
Она, кажется, успела заметить наш непотребный вид, и даже отвернулась. Начала расстегивать рабочий костюм.
– Мил, подожди, мы сейчас уйдем, а потом уже будешь переодеваться.
Не то, чтобы я сильно смутилась… Но, зная привычки сестры, подозревала, что она сейчас снимет и штаны, а не только рубаху…
– «Мы»?
– Прошу прощения. Похоже, вы меня не заметили… – Тихон решил, что пора напомнить о себе.
– Заметила.
Открыла дверцу шкафа, спряталась за ней. Соблюла приличия, так скажем.
– Мы сейчас уйдем. Прости, Милан, я не думала, что ты вернешься сегодня.
– Не надо, оставайтесь. Я к Кирюхе пойду.
Что-то меня смутило в ее поведении. Очень странная Мила была, непонятная.
– Мил, что случилось? – Сестра ни разу не заставала меня в обнимку с парнем, и ощущения были неуютные. Хорошо еще, что она в нашу сторону не смотрела.
– Все в порядке. Не волнуйся, Стеф. – А вот голос ее говорил о чем-то, совсем противоположном.
– Милана, я сам сейчас уйду. Прошу прощения, что оказался здесь без вашего разрешения.
Тихон помог мне поправить одежду, усадил рядом, а сам встал.
Поразил просто. Не ожидала от него такого понимания.
– А вы кто, вообще?
Офигеть. Сестра, похоже, только сейчас мужика в своей комнате заметила. С ее сестрой. Почти раздетых. Чудеса в решете!
– Тихон. Туземцев. Рад знакомству.
– А. Это вы Тихон. Спасибо за все, что вы для нас сделали!
– И все? – У меня уже все начало зудеть. Хотелось просто схватить ее за плечи и потрясти хорошенько.
– Не за что. Я не мог не вмешаться. – Стоит себе такой, в одних семейниках с чужой задницы, и в растянутой майке. А вещает, как будто пришел на какой-то светский раут, такой весь вежливый и приличный, что даже противно стало.
– Я не знаю, как вас благодарить. Но очень прошу – Стефу не обижайте, пожалуйста. Хватит в нашей семье одной несчастной идиотки.
Сестра, наконец-то, выбралась из-за дверцы шкафа и как-то по-старушечьи уселась в старое продавленное кресло. Как будто на нее навалились все беды мира…
– У вас что-то случилось, Милана?
Даже Тихон, черствый, жесткий, равнодушный хам, что-то почувствовал неладное.
Прокашлялся, покрутил головой, присел на корточки напротив сестры.
– Ну… Не то чтобы…
Она смотрела в сторону. Явно что-то скрывала.
– А все-таки? Я могу вам чем-то помочь?
– Нет, Тихон, спасибо. Вы и так очень много сделали для нас. Дальше уже сами, как-нибудь…
– Ну, тогда поделитесь просто. Чисто по-человечески. Может быть, легче станет?
– Это вас совсем не касается, Тихон. Зачем я буду вас
