Тихон
Стефа поверила. Дядя Коля – тот еще тертый калач. Его притворной «усталостью» от наливки не проведешь. Как ни странно, выдавать меня не стал, даже подыграл – вынес на плече из кухни.
– Ты как, серьезно жениться хочешь?
На свою скрипучую кровать он меня бросил, словно кулек. Жестковато, но сносно.
– Ну, а зачем я сюда пришел-то, по-вашему? Так просто, чайку попить?
– Ты вроде не мутный, как тот Витек. Нормальный, кажись…
Дядя Коля почесывал подбородок и пронизывал меня взглядом, как рентгеном. Хмурился, пожевывал губы, о чем-то размышлял.
– Витька посадили. Больше не выпустят. Он себе лет на тридцать насобирал. А с его здоровьем – и года не выдержит.
Старик довольно крякнул. Хитро прищурился.
– Твоя работа?
– Не моя. Для этого нужны другие должности. – Подмывало, конечно, присвоить себе чужие заслуги… Но что-то помешало.
– Но ты помогал?
– Помогал.
– Что ж. Молодец. – Он вытащил из кармана свою заветную бутылочку. В горле запершило от одного только вида. – Еще будешь? Тут много осталось, мне не жалко…
– Дядь Коль, прекращай. Я не запойный. И другими веществами не увлекаюсь. И денег своих хватает, с девчонок вымогать не стану, точно.
Он опять пожевал губами, глянул совсем уж сурово…
– Сексились уже со Стешкой, признавайся?!
Неудержимый кашель внезапно проснулся, аж до слез. И прошел так же внезапно – от удара могучей длани по спине.
– Ты давай мне тут, не притворяйся! Вижу, что пробрала тебя наливка, здоровый уже.
– А какая вам разница до нашего секса, позвольте спросить? Это наше личное со Стефанией дело. Больше оно никого не касается!
– Значит, сексились. Но ты молодец, что не хвастаешься…
– Что это за допрос? Почему вы лезете туда, куда не спрашивают?
– У девок родителей нет. Некому за ними приглядывать. Вот мне приходится… – Дядя Коля перестал меня рассматривать, словно потерял интерес. Начал расстилать постель на диванчике. – Давай, укладывайся здесь. Домой не отпущу сегодня. Будешь под присмотром сегодня, а завтра начнем тебя сватать.
– Спасибо, конечно… – Похоже, допрос с пристрастием я прошел удачно. Иначе, почему бы он вдруг стал таким добрым и приветливым? – Но я уж как-нибудь сам, наверное, справлюсь…
– Стефа – девка строптивая. Может соскочить. А замуж ей давно пора, пока бед не наделала, так что будем с тобой наверняка!
– С песнями, караваями и плясками? – Вообще-то, я сам не мог себе представить, с какой стороны зайти к Стефании. Она ведь даже намека не подавала, что мое предложение будет ей интересно…
Правда, официальных сватов она уж точно выгонит взашей – не поймет прикола.
– Надо будет – и плясать заставлю. А пока – ложись. Утро вечера мудренее. А тебе надо быть бодрым и свежим завтра!
Дядя Коля – настоящий богатырь, хоть и потрепанный возрастом. И храпеть он взялся тоже по-богатырски. Как его не убили соседи за такие сотрясания воздуха по ночам, хотелось бы знать?
Я бы с удовольствием придушил его подушкой… Но не рискнул: вдруг, он опять притворяется, а этот храп – очередная проверка на вшивость?
Потихонечку сполз с дивана. Поправил чудо дизайнерской мысли, которое никак не хотело сидеть на заднице, а постоянно куда-то скатывалось вниз. Вспомнил, как Стефа позорила мои вполне приличные ботинки – уж за эти трусы она меня точно никогда не простит.
Но это нисколько не повлияло на намерения, которые не давали мне спать. И даже лежать спокойно не давали.
Забавно: эта старая, убогая, пропахшая кухней коммуналка, почему-то казалась очень родной и уютной. Я даже дома у себя никогда не расхаживал так уверенно и спокойно.
Стефа, конечно же, опять забыла прикрыть дверь: она и в моем доме никогда не захлопывала их полностью. Все время оставляла небольшие щелки.
– Не спишь? – Ее глаза светились в темноте, как огромные блюдца. Испугалась, что ли?
– А ты чего тут бродишь? – Стефа привстала на кровати, насупилась недовольно. – Похмелье мучает, голова болит?
– Ага. Пожалей меня, добрая девочка Стефания!
Присел перед ней, положил голову на женские колени… Так намного удобнее, чем на жесткой подушке у ее соседа…
– Ты до сих пор пьян, что ли? – Мягкая ладонь, тем не менее, аккуратно легла на мою макушку. Сразу стало хорошо и тепло. И глаза прикрылись от удовольствия, потянуло в сон…
– Нет. – Боднул ее руку, как котенок, требуя ласки, и еще, и еще, побольше.
– А зачем пришел? Спать нужно!
– А почему ты все время спрашиваешь, зачем да зачем? Я не могу прийти к тебе просто так, что ли?
– Нельзя. Мы с тобой чужие люди, кажется… Вот и любопытно мне.
Любопытно ей! Вымучивает признания, засранка!
– Я не могу без тебя спать.
– Нужна телогрейка? – Обиделась, и руку свою убрала с головы. Сразу стало грустно и печально.
Не стал выпендриваться – поймал ее ладонь и положил обратно. Все сделал так, как надо!
– Не перекручивай мои слова.
– Так ты говоришь ерунду какую-то, Тихон. Может быть, ты еще пьяный? Не протрезвел?
– Конечно. Ты разве не знаешь, что в таком состоянии правду говорить легче? Вот я пришел, чтобы во всем признаться.
– Ах, вот как! – Голос ее повеселел. Стефа слегка толкнула меня назад, усадив на пятую точку.
А сама возлегла на кровати, как королева. Махнула величественно кистью:
– Давай, признавайся, внемлю!
– Трифон! Скажи ей, что ты уже полюбился в нее! И не мешайте мне больше спать!
Маленький хитрец, похоже, слышал весь разговор. Но ждал до последнего.
– Кирюш, прости нас, малыш. Мы не хотели тебя беспокоить. И Тихон уже уходит, не переживай!
– Нет. Я не собираюсь уходить! – Стефа, конечно, была права. И не стоило мне тревожить спокойный сон ребенка, да и сон девушки – тоже.
Но раз уж попалась такая оказия, когда можно все свалить на настойку дяди Коли, то почему бы ей не воспользоваться?!
– Только не целовайтесь тут, хорошо? Смотреть на это противно! – Пацан горестно вздохнул, потискал подушку, отвернулся к стене. – И вообще, я пожалуюсь маме, что вы себя плохо ведете.
Вот это кремень, конечно. До сих пор дулся, что ли?
Стефания – взрослая, с ней можно еще договориться. А вот что делать с мелким? Он же нам жизни спокойной не даст. И совесть еще… Тоже не даст покоя.
– Кирюх. Давай, поговорим? – Подполз к его кровати. Показалось, что так удобнее и проще, чем идти ногами.
– Нет. Нам не о чем разговаривать.
Одеяло наползло на самую макушку ребенка.
– А если я прощения попрошу?
Пауза. Тишина. Под одеялом началось копошение. В
