интимных потребностей. Что, наверное, правильно. Я бы и сама смущалась, если бы он увидел, как в меня погружается вагинальный датчик, но в то же время есть в этом какая-то необъяснимая печаль.
– Так-так-так, что тут у нас? В полости матки визуализируется два плодных яйца…
– Два? – сиплю я.
– Два. У нас стопроцентная результативность.
– Ух ты…
– Сейчас они примерно два с половиной сантиметра каждый. И весом – один грамм.
– Один грамм, – лепечу я в шоке от того, какие они маленькие. По лицу катятся слезы, а я даже не сразу понимаю, что плачу.
– Да, но, тем не менее, вот, посмотрите. Это уже настоящий маленький человечек…
Вероятно, я бы это увидела, если бы смогла навести резкость. Слезы же не дают. Из болота эмоций меня выдергивает какое-то движение. Не скрывая раздражения, опускаю взгляд на наши с Миром руки. И вдруг понимаю, что все это время до боли вжималась ногтями в его кожу, а он терпел и лишь сейчас попытался ослабить хватку.
– Прости! – всхлипываю истерично.
– Ничего. Смотри… – кивает на экран.
– Сердечко состоит из четырех камер, мы можем его услышать. Вот. Что еще вам рассказать интересного? Хм… К этому моменту у малышей сформировались зубы, пропал хвостик и появились пальчики на руках и ногах.
Он весит один грамм, а у него уже есть зубы и пальчики. Это просто в голове не укладывается. Я задушенно всхлипываю и неосознанно принимаюсь шарить ладонью по простыне в поисках руки Мира, которая стала моим якорем в бушующем океане эмоций. Не знаю, сумела бы я в них не утонуть, если бы пришла на УЗИ одна. Скорее всего. Когда выбора нет, включаются какие-то скрытые резервы, уж мне-то это как никому известно. Но все же я счастлива, что этот трогательный судьбоносный момент нам удалось разделить с Миром. Сейчас даже представить страшно, что могло быть и по-другому.
Врач что-то там говорит, внося новые и новые данные в протокол исследования, а мы с Миром, столкнувшись взглядами, все не можем их отвести. Как во сне, я поднимаю наши переплетенные руки и прижимаю к мокрой от слез щеке.
– Где кто, пока сказать сложно, но мы и так знаем, что будут мальчик и девочка, – подмигивает Нина Борисовна.
Смеюсь. Да, мы знаем. А значит, не видать нам гендер-пати. Ну и ладно. Сэкономим.
Боже, их действительно двое. Двое! Понятно, что я допускала такую возможность и раньше, но сейчас, когда все подтвердилось, вместе с безусловной радостью накатывает и безотчетный страх.
– Можете вставать. Салфетки на столике слева от вас.
Когда мы с Миром выходим, зажав в руках кучу бумажек, на улице становится еще холоднее. Ветер воет, заставляя тревожно поскрипывать и гнуться уснувшие до весны деревья, где-то нетерпеливо гудят клаксоны, и вся эта мешанина звуков становится слишком большим испытанием для моих ощетинившихся нервов. Хочется спрятаться, чтобы в тишине переварить случившееся.
– Вик, давай я тебя подвезу? – предлагает Мир, бросая быстрый взгляд на часы, оплетающие массивным браслетом его запястье. А ведь я хочу побыть с ним подольше, да, но побыть наедине, а не в компании засевшей в его голове Лены и своей вины.
– Я в порядке, Мир. Доберусь сама. Но за предложение спасибо. И отдельно спасибо за то, что пришел.
Я отворачиваюсь и неспешно распахиваю дверь, чтобы не дай бог не увидеть мелькнувшего в его глазах облегчения. Не хочу знать, что я ему в тягость. Сейчас – нет. Я впервые увидела наших малявочек, услышала, как бьются их крохотные сердечки – ничто меня теперь не переубедит, что моя гордость этого стоила. Вообще всего стоила, да. Я бы и теперь на что угодно пошла ради этих маленьких человечков. У которых есть зубки и пальчики.
Пусть он возвращается к Лене. Пусть…
И пусть она чувствует себя третьей лишней. А не я.
Почему-то я уверена, что именно сегодня иначе не получится. Мне трудно представить, что засыпая, Мир не будет вспоминать нас. И это гораздо лучше, чем если бы он вспоминал Лену, сидя у меня на кухне.
Дом встречает тишиной и слабым ароматом моего парфюма. Ни то, ни другое сейчас меня не устраивает. Я запускаю стирку, набираю Наташку и, болтая с ней по громкой, замешиваю тесто на пирог. Смех и аромат доходящей в духовке шарлотки мне приходятся по душе гораздо больше.
Следующие несколько недель проходят примерно так же. День я провожу в офисе, регулярно навещаю отца, а вечером что-то готовлю, украшаю дом к Новому году, и зависаю в группах, посвященных родительству. С удивлением понимаю, что работа с психологом, разбор собственных травм здорово подковали меня в вопросах воспитания. Если о беременности я не знаю практически ничего, то о том, как не вырастить ребенка невротиком, запросто могу написать диссертацию. И эта подкованность практически полностью успокаивает мои страхи. Не знаю, как сейчас, по прошествии времени, со своими страхами справляется Мир, но что я не дам ему наломать дров – теперь вообще не вызывает сомнений. Меня охватывает сытая благость. Даже отсутствие в моей жизни Мира в какой-то момент перестает подтачивать мой хребет. Я просто стараюсь заниматься своей жизнью и меньше думать о его. Только жаль, что мне никогда не съесть в одиночку все, что я готовлю…
А еще у меня появляется новое развлечение. Опасаясь что-либо покупать детям заранее, я развлекаюсь тем, что захламляю корзину на маркетплейсе всевозможными детскими товарами. В списке отложенного есть все – начиная от манежика и коляски, заканчивая игрушками и одеждой. Даже хорошо, что мне это все нужно в двойном размере, иначе, думаю, мы и половины бы не успели надеть. Это какое-то проклятье. Зависимость. Я действительно в этом нуждаюсь. Только вижу очередную миленькую вещицу, как рука тянется ее купить. И это у меня – в общем-то, равнодушного к шопингу человека! Я порой даже на работе срываюсь – откладываю дела, чтобы полюбоваться новинками и, естественно, откладываю себе...
Наверное, можно запросто утверждать, что я счастлива. Беременность протекает без проблем. Отец идет на поправку... И хоть нельзя сказать, что в наших отношениях все гладко, мы впервые в жизни стараемся друг друга понять. В последний мой визит отец и вовсе огорошил меня новостью о том, что он подумывает согласиться на работу на военной кафедре одного из столичных ВУЗов. Зная его нелюбовь к столице, я, конечно, не могу не предложить
