— Я не смогу никуда полететь, — Соня отрицательно качает головой. — Я нашла новую работу.
— Так, — выдыхаю. — И где? — стискиваю в пальцах вилку.
— В детском центре буду преподавать игровой английский малышам. Он недалеко от института. Занятия с шести вечера.
— Молодец… — выдавливаю, пытаясь найти в себе силы порадоваться искренне, но не могу.
Потому что воспринимаю эту новость, как шаг Сони подальше от меня.
Да что это такое вообще!
Психуя отбрасываю вилку в сторону и поднимаюсь.
— Пойдем, — беру со стола ее ладошку и тяну в коридор.
Соня двигается за мной настороженно, но послушно.
Останавливаюсь между двух дверей в спальню и в гостиную.
— Как думаешь, — разворачиваюсь к своей девочке, чуть вжимая в стену. — Где ты должна спать?
Она закусывает губку и утекает взглядом на кровать.
— Там…
— А я? — не сдерживаясь, от ее близости, несколько раз глубоко вдыхаю запах волос, убранных за ушко, и просто теку головой от желания внести в наши отношения определенность.
Засовываю руку в карман брюк и нащупываю коробочку с кольцом.
— Ты тоже должен спать в постели, — говорит на выдохе Соня. — Надеюсь, что только в этой…
— Я тебе клянусь, — рычу ей в ушко.
— Это хорошо, — она заметно расслабляется. — Но я решила последовать твоему совету. После завтра у меня врач. Хочу попросить ее прописать таблетки. И тогда…
— Ясно, — прерываю Соню, чувствуя, что в груди горит так, будто я хапнул смесь перцев чили.
«А ты собрался звать ее замуж,» — пульсирует в голове. — «Идиот.»
Я опускаю руки и отхожу от Сони на шаг назад.
— Это правильное решение, — киваю. — Ты — молодец, детка.
Глава 47. Снизу и сверху.
Соня
— Так, — преподавательница спускает на кончик носа очки и поправляет шаль на плечах. — Посмотрим кто из вас выжил после нового года…Артемьев? — зачитывает с тяжёлым вздохом.
— Это кто вообще такой? — катится по аудитории шёпот.
— Ясно, понятно, — хмыкает женщина и что-то помечает в журнале. — Ахтырская?
Я вздрагиваю при упоминании фамилии Олеси. Ее действительно нет на паре. И первым моим порывом, конечно, было позвонить и спросить, что случилось, но я смогла себя остановить. Достаточно.
— Чудная, где твоя подруга? — допытывается преподавательница.
— Я не знаю, — жму плечами.
— В туалете она, — отвечает кто-то из девочек с задних парт. — Сказала, что плохо ей там стало.
— Иди сходи, Чудная, — кивает мне преподавательница. — Проверь пульс.
— Я? — переспрашиваю чуть заторможенно, пытаясь найти причину отказаться.
— Ну ты, ты, — кивает мне. — Давай бегом, кому сказала, — продолжает она бескомпромиссно, — а все остальные пишем…
Я, нехотя, встаю из-за парты, беру телефон и выхожу из аудитории.
Закрываю дверь и торможу.
Идти или нет? Сказать, что не нашла.
А вдруг Олесе там правда плохо?
Совесть заставляет мои ноги двигаться в конец коридора.
«Просто зайду, спрошу как дела и уйду.»
Повторяю эту фразу про себя, как мантру.
Жму ручку туалета, открываю дверь и сразу вижу возле раковин Олесю, которая жадно пьёт воду из-под крана.
— Привет… — замираю на пороге.
— Привет… — она хрипло прокашливается, выключает воду и выпрямляется, вытирая рукавом губы.
— У тебя все нормально? — киваю ей.
— Ну так себе… — она неожиданно грустно усмехается и вдруг протяжно, по-детски всхлипывает. — Сооонь. Обними, меня, пожалуйста…
Я деревенею. Сердце разгоняется и бьет кровью в виски, требуя подойти. А голова кричит, чтобы не смела! Ни за что и никогда!
— Извини… — качаю головой. — Я не могу.
— Прости меня, — понижает голос Олеся. — Я сама себя наказала. Страшнее некуда.
— Ты о чем? — холодеет у меня в желудке.
Олеся скашивает взгляд в бок и тяжело выдыхает воздух, будто собираясь с духом.
— Я беременна… — всхлипывает она.
— О Боже, — я прислоняюсь спиной к стене. — Это точно? — переспрашиваю.
— Уже все унитазы тут пометила, — закрывает она лицо ладонями и, качнувшись, опускается на подоконник.
Я слышу, как она беззвучно плачет и не могу от неё закрыться. Больно, больно! Очень!
Не выдерживаю нашего расстояния. Подхожу и сажусь на другой край подоконника.
— Ты совсем не хочешь ребёнка? — Спрашиваю дрожащим голосом.
— Я бы оставила, Сонь, но мы же пили, курили, как черти. А Олег… он же вещества, оказывается, разные принимал. Я думала просто характер такой. Сама почти истеричкой стала… Может, и мне что-то подмешивал.
— Ты же говорила, что не любишь его? — говорю я совершенно невпопад, имея ввиду, что нужно предохраняться, если у вас не серьезно или не понятно, как у нас с Сергеем.
— А я и не любила. — отзывается подруга, — Просто в какой то момент поверила, что лучше него мне не светит…
— Почему ты мне не сказала? — я обессиленно прикрываю глаза. — Почему не поделилась?
— Потому что ты бы осуждала, — хмыкает Олеся. — Говорила бы правду в глаза, а ее никто не любит. Потом ещё Северов этот твой появился. Я как тебя счастливую в новом пальто увидела, сразу поняла, что ты мужика козырного отхватила. И как тут расскажешь…
— Кошмар какой, — я зарываюсь пальцами в волосы и поднимаю их от корней. — Ааааа! Олеся! — не выдерживаю я, повышая голос. — Ты же понимаешь, что я вообще теперь не понимаю, как с тобой общаться! Меня чуть не убили, могли ограблением подставить на большие деньги, да ещё ты сама! Как ты могла взять кулон! Я все знаю! — говорю почти рыдая, остро переживая зарытое поглубже предательство лучшей подруги. Почти сестры.
— Нет, — мотает головой Олеся. — Все не так было. Я клянусь. Кулон твой случайно между подушками диванными в клубе нашла. Отдать хотела, а вспомнила про него только на следующий день к вечеру, когда протрезвела. Решила, что на новый год с платьем надену, а потом верну. Ну а дальше — ты сама все знаешь. Прости меня, пожалуйста, за всю ту дичь, что я тебе наговорила. Ты — самая лучшая. Ты это заслужила и заработала, а я на дно пошла. — Олеся глубоко вдыхает и откидывается головой на стекло. — А когда ты летишь вниз, остановиться невозможно. Ты зол, обижен, предан, мир кажется гадким и несправедливым… Извини, «виноватой» оказалась ты. Если скажешь, забрать кулон у мамы Любы, я заберу и все расскажу.
— Да уж… — я невесело хмыкаю. — И что теперь? Что собираешься делать?
— Прерывать… — она жмёт плечами. — Страшно… даже идти второй раз к ним страшно. Я вчера у врача была. Столько всего услышала, что пол ночи не спала… А под утро их примочки металические снились, что они меня ими, как утку, фаршируют, и у меня живот растёт.
— Так подожди, — я, ничего не понимая, мотаю головой. — Это какой у тебя получается срок?
— Больше шести недель…
Олеся робко подползает ко мне и, чуть касаясь, кладёт голову на плечо.
— Только маме Любе не говори. Я как-нибудь сама решу… Ей плохо станет.
— Так, ну вот что, — я говорю решительно, понимая, что сейчас должна поступить именно так, а вот общаться или нет — буду решать потом. — У меня завтра запись к хорошему врачу. Пойдёшь на мое время. И я попробую попросить Сергея тебе помочь. — Перевожу дыхание, не зная, что ещё сказать, и просто чтобы поддержать, глажу Олесю по руке. — Ты извини. Честно говоря-ничего в этой теме не понимаю… Но когда задумывалась, была уверена, что обрадуюсь.
— У тебя так и будет, Сонечка, — вымучено улыбается Олеся.
Меняется в лице и снова срывается в одну из кабинок.
Я достаю телефон и набираю номер клиники.
— Алло, здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, а можно в завтрашней записи к Ярцевой изменить фамилию пациента?
Глава 48. Нет или да.
Сергей
— Алло, — сонно выдыхаю в трубку и пытаюсь разлепить глаза.
На грудь давит плед. Не помню, чтобы укрывался… Скольжу пальцами по пуговицам мятой белой рубашки и вспоминаю, что вообще вчера только присел на диван. Собирался ещё в душ сходить и в постель к Соне прийти, но, видимо, не дошёл.
