Антониа прерывает меня.
— Я верю тебе, — шепчет она, ее глаза полны слез. — Прости за все, что я сказала, и за то, что ударила тебя.
— Хороший правый хук, — поддразниваю я, пытаясь поднять настроение. Это срабатывает, потому что девушка слегка улыбается мне. Но быстро проходит, и выражение ее лица становится серьезным.
— Что будет дальше?
— Ну, для начала, мы примем душ, оденемся и потащим свои задницы в здание суда, потому что через час твой отец предстанет перед судьей. Прежде чем они отвезут его в Райкерс, вы поговорите, и я буду рядом. — Плотина прорывается, и слезы текут по щекам Антонии, пока я продолжаю: — потом мы вернемся домой, и я буду заботиться о тебе. Больше никаких недомолвок. Не убегаем друг от друга. Положись на меня, Антониа, доверься и позволь любить тебя, потому что это все, что я хочу делать.
Сегодня, завтра, каждый гребаный день, пока не умру.
Я просто хочу любить ее.
* * *
— У вас пять минут, — предупреждает мама Антонии, ее взгляд мечется между Танком и дочерью. Она отходит, давая им возможность побыть наедине, но я не следую ее примеру. Я обещал, что буду рядом, и, если Антониа не скажет сделать иначе, я останусь.
— Вот и все, — шепчет она, пристально глядя на своего отца.
— Это ненадолго, — хрипло обещает он. — У нас не так много времени, поэтому я сразу перейду к делу. Не хочу, чтобы ты грустила, Тоня. Не хочу, чтобы ты провела следующие пять лет, оплакивая меня. Со мной все будет в порядке, особенно если я буду знать, что ты здесь, живешь той жизнью, о которой мечтала. — он делает паузу, чтобы сглотнуть, и смотрит на свои скованные руки. — Я не должен был вешать тебе лапшу на уши насчет твоей работы и сомневаться в твоих суждениях, — говорит Танк, поднимая голову и глядя на меня. — Я был неправ.
Он снова поворачивается к Антонии.
— Из всех мужчин…
— Знаю, знаю, — шепчет она. — Я выбрала полицейского.
— Из всех мужчин ты выбрала единственного достойного, — продолжает Танк. Его взгляд возвращается ко мне. — Не заставляй меня жалеть о своих словах, офицер.
— Ни в коем случае. Даю слово.
Он кивает и снова сосредотачивает свое внимание на дочери.
— Я люблю тебя, милая. Больше, чем кого-либо в этом мире. — его голос срывается, а глаза наполняются слезами. — Никогда не забывай этого.
Антониа отпускает мою руку и бросается к Танку, обвивая руками его шею. Когда она обнимает его, его запястья напрягаются — металл впивается в кожу. Я поворачиваюсь к судебному приставу. Вытаскивая свой значок из-под рубашки, показываю его ему.
— Он не представляет опасности, расстегните наручники.
— Офицер…
— Дайте ему обнять свою дочь, — выдавливаю я, крепко сжимая челюсти.
Пристав что-то бормочет себе под нос и подходит к Танку. Антониа отстраняется от отца и переключает внимание на судебного пристава, наблюдая, как тот снимает наручники с запястий ее отца. Танк сокращает расстояние между ними, но вместо того, чтобы обнять, он поднимает руки к ее лицу и обводит каждую линию. Затем прижимается губами к ее лбу. Слезы, которые он сдерживал, катятся, когда он обнимает дочь.
Я — человек, который не осознавал, насколько пусты были мои руки, пока я не держал в них весь мир, а Танк — человек, который до сих пор не осознавал, насколько полны были его руки.
Двое мужчин, связанных одной женщиной, которую мы считаем своим миром.
Танк открывает глаза и смотрит на меня.
— Спасибо, — хрипит он.
Я киваю, но на самом деле это мне следовало его благодарить.
Без Танка не было бы Антонии, и мои руки до сих пор были бы пусты.
* * *
— Ты в порядке? — спрашиваю девушку, как только мы покидаем здание суда.
— Нет, но скоро буду, — говорит она, обнимая меня. — Спасибо тебе за то, что ты провернул с наручниками.
— Слегка свел с ним счеты, — бормочу я, наклоняя голову, чтобы прижаться губами к ее губам.
Прошло всего несколько дней, но я скучал по Антонии.
— Эй, — она отстраняется на дюйм и прикусывает нижнюю губу. Даже с опухшими от слез глазами, она все равно умудряется украсть мое дыхание.
Однажды вы просыпаетесь, и это просто происходит.
Не существует ни закономерностей, ни причин.
Вы машете белым флагом и сдаетесь.
— Не так давно я ходила на свидание с полицейским, — продолжает Антониа, выпуская губу и крепче обнимая меня. — Он водил меня в маленький ресторанчик недалеко отсюда, где готовят лучшие сэндвичи с копченой говядиной, непристойно разговаривал и обещал трахнуть меня как джентльмен.
— Да он просто находка.
— О, точно, а знаешь, что было самым лучшим? Оказывается, он держит слово.
— Все-таки трахнул тебя как джентльмен? — поддразниваю я, наблюдая, как Антониа запрокидывает голову и смеется.
— Именно, — улыбаясь, тихо произносит она. — Оказывается, он действительно хороший парень.
Хороший парень, который планирует снова купить сэндвичи с пастормой и оттрахать девчонку, как настоящий джентльмен.
Эпилог
Марко
— Съедобную фруктовую композицию уже доставили? — спрашиваю я.
Сорайя раздраженно выдыхает. Я мучаю ее с раннего утра, звоню и в офис, и на ее мобильный. Готов поспорить — первое, что она сделает сегодня вечером, вернувшись домой — покрасит волосы в оттенок, что в наши дни означает «чертовски злая».
— В пятый раз отвечаю, что сама позвоню тебе, когда прибудут эти гребаные фрукты! А теперь перестань названивать мне Пирелли!
— Это не фрукты, это дыня.
Линия обрывается, и я поворачиваюсь к Тигу.
— Еще не доставили. Может, позвонить им еще раз?
— Конечно, если хочешь, чтобы они плюнули на твои ананасы.
В отличие от Сорайи, Тиг не будет красить волосы, когда вернется домой, но не переживайте, он тоже меня ненавидит.
Ну что ж, не каждый день мужчина делает предложение.
Ничего, переживут.
Убирая телефон в карман, смотрю на бархатную дощечку передо мной и возвращаюсь к изучению трех обручальных колец. Последние два часа пытаюсь решить, какое из них будет идеально смотреться на пальце Антонии.
— Это уже не смешно, чувак, — умоляет Тиг. — Выбери чертово кольцо, скорее всего, ты все равно вернешься сюда на пятую годовщину свадьбы, чтобы заново купить эту гребаную штуковину.
Изначально я пришел сюда с твердым намерением подарить ей кольцо с огранкой «Принцесса». Затем ювелир показал оправу в виде ореола, и мы добавили в выбор и его. Но я продолжаю возвращаться к третьему. Оно простое и не такое броское, как два других. Думаю, оно будет идеально смотреться на изящном пальчике.
— Вот это! — восклицаю я.
— Спасибо тебе, Иисусе, — бормочет Тиг, свирепо глядя на ювелира. — Ну, не стойте же просто так! Упакуйте, пока он не передумал. Возьмите эти другие и уберите их, — командует он, подталкивая к продавцу бархатную дощечку.
— Для того, кто выиграл пари, ты ужасно нервный.
— Я ни хрена не выиграл, — утверждает он.
— Ты сказал, что мы будем покупать кольца через три месяца, и вот мы здесь.
— Должно быть, это мой счастливый день. Сделай одолжение. Когда вы двое решите завести детей, потеряйте мой номер. Я не хочу быть рядом с тобой, когда ты будешь пытаться решить, как, черт возьми, их назвать.
Три месяца назад я бы ломал голову над ответом, чтобы ляпнуть что-то не то и показаться нечувствительным к ситуации с бесплодием в его семье. Но Бог действует неведанными путями, и обычно, когда вы теряете надежду, то получаете свое чудо. Тиг и Делия узнали в прошлом месяце, что их маленькое чудо уже в пути, и через семь месяцев я буду сидеть в больнице, ожидая, когда брат выйдет из родильного отделения с широкой улыбкой на лице.
— Я уже выбрал имена детям. Марко, если будет мальчик, и Марка, если девочка.
Тиг приподнимает бровь.
