Подняв голову, Антон всматривается в Верино лицо сквозь полумрак, хотя и без того чувствует ее недоумение. Может быть, даже шок. – Не в том смысле, что… Только сон.
После продолжительной паузы Вера кивает и опускается обратно на постель.
– Только сон, – повторяет она, прежде чем забраться дальше и лечь у спинки дивана.
Больше никто из них не произносит ни слова. Заняв свое место, Антон уверенными и быстрыми движениями расправляет плед, к счастью, достаточно большой для двоих, и откидывает голову на подушку.
Приглушенное тиканье кухонных часов, достигающее его слуха, совпадает с биением сердца у него в груди, где собирается горькая и едкая тоска. По кромке его усталого сознания бродят отголоски многочисленных воспоминаний об отце.
Закрыв глаза, Антон медленно увязает во сне. Прежде чем отключиться от действительности окончательно, он находит Верину ладонь и мягко сжимает ту в своей.
Его будит яркий солнечный свет, разливающийся теплым пятном на коже. Желания открыть глаза навстречу новому дню Антон не чувствует даже в первые секунды возвращения из мира снов в действительный.
Сознание еще дремлет, мутные мысли вяло перетекают из одной в другую, но в грудной клетке непривычно тяжелеет сердце. Воспоминания о вчерашнем вечере возвращаются, едва Антон одним резким движением садится на постели.
У висков слабо пульсирует боль, глаза жжет от усталости, будто он не спал ни секунды.
Вера…
Антон осматривается по сторонам. Веры рядом нет.
Ему становится тошно: пустота, вызванная ее отсутствием, кажется пугающее необъятной. Никогда прежде он не чувствовал подобной бездны внутри. Наверное, таково отчаяние, пусть и мимолетное: Антон еще может ему противостоять.
Пока может.
Когда мозг внезапно подкидывает ему в качестве стимула для размышлений несколько воспоминаний о последней встрече с Сергеем Акуловым, он морщится: с алкоголем и сопливыми разговорами по душам они тогда перебрали.
С того дня прошло не больше трех недель, но сейчас поведение давнего друга, для которого расставание с одной конкретной женщиной было трагедией, уже не воспринимается Антоном как излишний жизненный драматизм. Напротив, он начинает… понимать.
– Ты проснулся? – Антон резко оборачивается: в дверном проеме между гостиной и кухней стоит Вера и смотрит на него внимательным, обеспокоенным взглядом.
– Привет. – Голос после сна хрипит, и ему приходится прочистить горло, прежде чем продолжить: – Ты давно встала?
Все также не отводя от него озабоченных тревогой глаз, Вера слабо качает головой:
– Полчаса, не больше. Я приготовлю завтрак, хорошо? – В тоне ее вопроса прячется неуверенность, будто она по-настоящему рассматривает возможность отрицательного ответа.
Антон крепче сжимает губы, скрывая невольную улыбку. Если бы Вера знала, как сильно ему хочется просто позавтракать с ней вместе, как раньше, то не мучилась бы глупыми сомнениями ни секунды.
– Я буду рад, – заверяет он наконец. Искренние слова даются ему тяжело и кажутся совершенно нелепыми.
– Хорошо. – Вера несмело улыбается, прежде чем скрыться на кухне.
Ее облик, домашний и светлый, еще долго стоит у Антона перед глазами. Принимая душ, он думает о Вере, о самом факте ее присутствия в их доме, о том, что ее руки вновь касаются самых незначительных вещей, вроде кружек и столовых приборов… И эта мысль согревает его изнутри, не позволяет другой, мрачной и до сих невозможной, пропитать его с головы до ног.
Выйдя из ванной, Антон находит в коридоре телефон и, глубоко вздохнув, набирает один рабочих номеров. Дождавшись ответа, он сухо излагает ситуацию, выслушивает соболезнования и договаривается о формальностях. Беседа длиной в три незначительные минуты дается ему неожиданно трудно.
Кухня встречает его запахами кофе и омлета. Вера стоит у плиты и, почувствовав присутствие Антона за спиной, медленно оборачивается. Ее выдох проходится по коже его щеки.
– У меня все готово, – сообщает она чересчур бодро и опускает взгляд, будто смущена их неожиданной близостью. – Присаживайся.
Антон кивает, но не двигается с места. Даже сейчас, среди многих других, родной Верин запах ощущается им наиболее ярко. Раз за разом он вдыхает воздух полной грудью, из последних сил запрещая себе переступать границу дозволенного.
Вера не обрадуется непрошеному поцелую.
Льющийся из окна солнечный свет слепит и сбивает с толку: внешний и внутренний миры не совпадают настроениями. Сегодняшнее утро, наполненное пронзительной и мрачной ностальгией, вместе с тем кажется многообещающе теплым и ясным, хотя поводов для радости не предвидится вовсе.
Мне стоит корить себя за слабость, за вчерашний порыв остаться рядом с Антом, пусть мое присутствие в нашей бывшей квартире теперь совершенно не к месту, – только упреки бесполезны, когда нет сомнений в сделанном выборе. Я знаю, что не смогла бы поступить иначе.
Сохранять дистанцию, как физическую, так и эмоциональную, после проведенной в одной постели ночи сложно. Раз за разом мне приходится мысленно одергивать себя при очередном желании прикоснуться или обнять, словно за последние несколько часов все принятые прежде решения стерлись из памяти, вернув ее к «базовым» настройкам.
Когда Антон замирает рядом, нависая надо мной так, будто хочет поцеловать, завораживая синевой уставших, но привычно красивых глаз, я лишь в последнее мгновение отступаю на шаг назад. Разрывая намагниченное между нами пространство, убивая любой шанс на нечто большое.
Подрагивающими руками я переставляю сковороду с раскаленной плиты на подставку для горячего. Позади меня раздается шумный вздох.
Я упорно продолжаю заниматься завтраком, запрещая себе оборачиваться, и гоню прочь мысли о том, что финальный шанс на возобновление наших с Антоном отношений упущен.
Очевидно, что настоящей надежды на чувства и быть не может. Тем не менее моему глупому сердцу нет покоя.
Я знаю, что не нужна Антону так, как он нужен мне. Знаю, что сегодня ему тяжело, и лишь потому он тянется ко мне, стремясь к временному забытью и утешению.
Знаю. И все же избежать самообмана мне удается с большим трудом.
– Давай помогу. – Антон возникает рядом вновь, и я вздрагиваю, почувствовав короткое прикосновение его ладони к спине.
– Х-хорошо.
Легко подхватив наполненные тарелки, он отходит к обеденному столу, и ко мне постепенно возвращается сознание. Сердце бьется, подскакивая до горла, в висках сумасшедше пульсирует кровь; медленно я вспоминаю, как дышать.
Кофеварка издает требовательный писк. Содрогнувшись всем телом второй раз за несколько минут, я наконец полностью возвращаюсь в действительность. Разлив кофе по кружкам, спокойно ставлю посуду на стол и после занимаю свое место, пока Антон раскладывает приборы.
Завтрак, твержу я мысленно, просто завтрак. И ничего кроме.
– Ты работаешь сегодня? – спрашивает Антон, усаживаясь напротив меня.
В его облике нет и намека на волнение, будто сегодняшнее утро ничем не выделяется
