зазор в стене, и мне в нос ударяет запах хлорки и плесени.
Мы не останавливаемся.
Проход узкий и стены словно смыкаются вокруг нас, но Кария не спотыкается и не отпускает меня.
— Идите. За ними, — рычит Штейн, и я слышу тяжелые шаги, а свет становится ярче.
Я добираюсь до узкого пространства, ведущего к подземной сети туннелей, которые, полагаю, были проложены задолго до того, как Штейн унаследовал это здание. А значит, ему не известно о них и о том, куда они ведут. С другой стороны, он знал все о моей первой и второй лаборатории, но для этого было достаточно пару раз тайно за мной проследить.
А чтобы разобраться в тоннелях, надо было постараться, и я очень сомневаюсь, что Штейн когда-нибудь тратил время на то, чтобы забраться в такую темноту. Несмотря на то, что Штейн пропитан ею насквозь, он претендует на роль покровителя гребаного света.
Чтобы протиснуться в проем входа, мне приходится наклониться. Кария следует за мной, и мы выскальзываем из кладовки в более просторное и невероятно темное пространство. Однако потолок тут низкий, и, когда Кария сжимает мою руку, я пригибаюсь.
Мы не смотрим друг на друга и не останавливаемся.
«Я так рад, что ты здесь, со мной».
Однако я этого не говорю. Пока мы бежим, у меня сжимаются легкие, тело одеревенело от всевозможных полученных за все эти годы ран. Бег на скорость — не лучший для меня вариант, но я не останавливаюсь и еще что-то говорю. Что-то важное, поскольку мы слышим позади нас голоса, Штейн и его люди (четверо людей, превративших мою жизнь в сущий ад) пытаются найти выход из кладовки.
— Впереди будет развилка. Иди налево.
— Где? — выдыхает Кария, ее голос звучит прерывисто и как будто издалека. — Куда она ведет?
Однако не перестает бежать. И не отпускает меня.
— Мимо главных ворот. Мы можем… Я не знаю, — признаюсь я, качая в темноте головой, чувствуя, как ноют напряженные спина и бедра.
Однажды Штейн так глубоко порезал мышцы у меня на ногах, что ему пришлось нанять медсестру для ухода за ранами, чтобы не пошло заражение, и мои мышцы не отделились от кожи. Меня утешало лишь то, что он не привлек для этого нашего семейного врача. Думаю, даже он понимал, что сделает со мной этот доктор.
— Но они не знают дороги.
— Саллен, — шепчет Кария, крепко сжав мою руку.
Я сглатываю сухой комок в горле. Не знаю, притворялась ли Кария, когда в комнату вошел Штейн, или в последнюю минуту решила выбрать меня, но я не вынесу, если правдой окажется последний вариант. Только не сейчас.
Но она продолжает говорить, и у меня внутри все сжимается от ее слов:
— Один из них…они…они воткнули мне шприц. В… грудь.
Блядь.
Кария отстает.
Ее шаги замедляются.
— Прости, — слабым голосом шепчет она. — Прости. Убегай. Пожалуйста, убегай. Оставь меня здесь. Они ничего мне не сделают. Не оставайся ради меня. Пожалуйста, беги.
Я не останавливаюсь.
И не слушаю ее.
Плавным движением я отпускаю ладонь Карии, присаживаюсь на корточки и поднимаю ее. В моих руках ее тело кажется теплым и невесомым.
Она пытается меня оттолкнуть, упираясь ладонью мне в грудь, но я едва это чувствую из-за подействовавшего на нее снотворного, которое предназначалось мне.
Я бегу дальше.
Я опускаю руку ей на голову, нежно прижимая ее щекой к моему плечу, а Кария обхватывает меня ногами. Я слышу шаги, голоса.
Я бегу быстрее, крепко прижимая ее к себе.
Она шепчет мне на ухо мое имя.
— Саллен.
Это та самая мотивация, которая мне необходима, чтобы бежать дальше.
И когда я слышу звук вылетевшей из ствола пули, я не останавливаюсь. Я просто бегу быстрее.
Меня она не задевает.
И Карию тоже.
Еще одна пуля.
У меня бешено колотится сердце.
Кария дрожит в моих объятиях.
— Я отключаюсь, — говорит она, и ее дыхание нежно касается моей кожи. — Прости, что не могу держаться в стороне.
Не знаю, то ли она и впрямь хотела это сказать, толи уже не соображает, что говорит.
— Просто чтобы ты знал, я бы никогда не оставила тебя там, внизу. Я бы никогда тебя… не оставила.
Еще один выстрел. Звук разрывает мои барабанные перепонки, эхом отдаваясь в туннеле.
Но вот уже развилка.
Я сворачиваю влево.
Теперь мы защищены стенами, и ясно, что они нас не видели, свет фонарика не мог пробиться свозь проделанное нами расстояние.
Я молюсь, чтобы они пошли направо.
Чтобы никогда их больше не видеть.
Чтобы я обнимал ее не только этой ночью, хотя и знаю, что эта молитва никогда не будет услышана.
Глава 22
САЛЛЕН
У меня ноет спина; боль сковывает нижнюю часть позвоночника. Я не знаю ее первопричины. Штейн, конечно же, часто устраивал мне медицинские осмотры из-за проблем, которые прямо или косвенно сам и создавал, а нанятый им врач делал мне только… хуже. Но сейчас мне нужно низко наклониться, коснуться ладонями пола, чтобы немного облегчить боль в пояснице. Но я не могу, потому что прижимаю к груди неподвижную Карию. Она под действием снотворного и не в состоянии за меня держаться, поэтому ее руки свисают вдоль моего тела.
У меня затекли плечи и бедра. Я весь взмок и даже в холодном тоннеле чувствую пот под одеждой и перчатками.
Но я сворачивал куда только можно, пытаясь вспомнить, как добраться до дренажного туннеля за воротами отеля, и все это время шел запутанным, извилистым путем, чтобы ни Штейн, ни его охранники не смогли нас обнаружить. Больше не было ни выстрелов, ни шагов, ни проблесков фонарика. Только капающая с низкого потолка вода и снующие вокруг крысы или что похуже.
