ногу для удара. Слишком высоко поднимает руки. Я не буду бить в лицо. Это было бы слишком просто.
Красиво ухожу от верхнего хука вниз, хватаю ее за лодыжки, роняю на маты животом вниз и локтем бью поперек позвоночника так, чтобы выбить или повредить позвонки.
Она стонет и больше не может встать.
Толпа ревет от восторга. Я, как дикий зверек, забиваюсь в угол и жду следующего соперника.
Девушку уносят, а мне достается парень. Он последний. Если я справлюсь, наш клуб победит. Надо постараться. Но здесь приходится менять стратегию. Он видел предыдущий бой, а значит проанализировал мое поведение. Взрослый, опытный, сильный и умный.
Мне тяжело с ним. Здесь в ход идут и лезвия, и официально запрещенные приемы. В какой-то момент мне удается свалить его. Он падает на спину, я наваливаюсь, давлю на горло…
– Ох… – со стоном замираю, не сразу поняв, что произошло.
Мой соперник довольно усмехается, вытаскивая из моего живота окровавленный нож.
– Мы победили, – шепчет, толкая меня на маты.
В глазах потемнело. Жгучая боль быстро пробилась в мозг, сигнализируя о серьезном ранении и потере крови. Плохо, страшно, холодно…
Первый раз я пришла в себя в большой светлой палате дорогой клиники. Улыбнулась яркому солнцу, бьющему в окно, и снова потеряла сознание. Потом еще пару раз открывала глаза, но тьма никак не хотела отпускать, все время утягивая меня обратно.
Сквозь этот странный сон слышала голоса людей, чувствовала запах цветов. Он остался сладковатым привкусом на губах и мне еще сильнее захотелось пить.
Мужские прохладные пальцы прикоснулись к губам. Я не могу открыть тяжелые веки, чтобы увидеть его, но чувствую, как он пахнет, запоминаю этот дорогой и опасный аромат, запускающий мое сердце в работу. Пищат приборы, сходят с ума от выброса адреналина. Снова голоса, тишина, темнота…
И вот я прихожу в себя снова. Теперь просто просыпаюсь как после затянувшегося сна. Больше нет ни приборов, ни палаты. Есть спальня с тяжелыми шоколадными шторами, через щель в которых пробивается солнечный свет. Дорого обставленная, уютная, непривычная. Постель мягкая, простыня подо мной приятно хрустит.
– Доброе утро, – в комнату вошел тот самый мужчина с черными глазами.
Я тут же сжалась под одеялом ,обнаружив, что совершенно голая.
– Ч-ч-ч, – он глади скулу пальцами, прикасается к губам. Его дыхание становится чаще, тяжелее. – Слушай меня очень внимательно, – его голос пугает до дрожи. – Меня зовут Дархан. Я выкупил тебя у твоего хозяина. Спас вовремя, отправив в лучшую клинику города и полностью оплатив лечение. Теперь ты, твое тело, твой разум принадлежат мне. Слушаешься, подчиняешься, не пытаешься сбежать и даешь мне то, что я хочу – купаешься в роскоши и внимании. А если нет, я буду тебя наказывать. Отдыхай, – он поднимается, наклоняется ко мне и целует сначала в лоб, а потом в губы. – После обеда приедет врач, осмотрит тебя и скажет, можно ли начинать ходить.
Шамиль
– Вот так из одного кошмара я попала в другой. И знаешь, я, наверное, никогда не смогу сказать, какой из них был страшнее, – Лиля рисует пальчиком у меня на животе, пристроив на плече голову.
Я не дурак и прекрасно понимаю, что сейчас здесь ей придется учиться жить заново. Как зверьку, которого всю жизнь держали в клетке, осваивать шаг за шагом мир за пределами железных прутьев.
Мы не вылезаем из квартиры уже неделю. За первые три дня сломали ножку кухонного стола, разбили стеклянный электрический чайник и свернули кран в ванной. Потом разрушительная сила стала чуть меньше, а еще мы начали говорить.
Если мой цветочек думает, что я не вижу, то позволяет себе поплакать, обнимая любимый круглый животик. В Лиле безумное количество невысказанных эмоций. Постепенно вытягиваю их, чтобы ей становилось легче.
Завтра нам придется выбираться из своего укрытия. У Макса торжественное вручение звезды на погоны. Мы не можем туда не пойти. Заодно погуляем. Покажу Лиле, что такое праздник среди друзей, побродим по ночному городу. Да и к работе надо возвращаться. Дениз Альзаро уже пару раз интересовался, не стер ли я себе член, и «тонко» намекал, что пора бы заканчивать медовый месяц.
Я привыкаю засыпать и просыпаться не один. Утром ждать, когда освободится ванная, и есть омлет на завтрак, приготовленный заботливыми ручками любимой женщины. Думаю, в какой из комнат лучше обустроить детскую и надо ли делать ремонт во всей квартире к рождению нашего ребенка. Я же совершенно ничего в этом не понимаю!
Максим сказал, что пока мы с Лилей не можем пожениться. До тех пор, пока не закончатся следственные действия, пока они не будут уверены в том, что все ключевые игроки синдиката Дархана Исмаилова взяты, моей женщины не существует. Делать приманку и рисковать беременной никто не собирается. У них там какие-то свои планы. Нас особо не посвящают. Все возвращается на свои места.
На следующий день едем поздравлять Максима. В парадной форме, белой рубашке. Хорош Котик. Лиля изучающе его рассматривает, а я ревниво на нее шиплю за это.
– Он интересный, – отвечает она и получает ладонью по попе, пока никто не видит. – Шам! Я не про то. В нем есть такая же опасная красота, как в Дархане. От нее бешеные мурашки бегут по позвоночнику. Если бы этот капитан… Ой, уже майор, – исправляется. – Не был на нашей стороне, от него бы точно стоило держаться подальше.
– Макс на нашей стороне, – на наши плечи ложатся ладони Эмиля. – Еще немного и я полностью перетяну его в нашу команду.
Праздник закончился около одиннадцати вечера. Я, как и обещал, повел Лилю гулять. Она с улыбкой смотрит по сторонам, а я ловлю это ее настроение и кайфую, чувствуя себя наркоманом.
Мы жарко целуемся у фонтана, потом забегаем в Макдональдс съесть по большому вредному бургеру, но вместо этого сворачиваем в туалет и пробуем на прочность кабинку всемирно известного ресторана.
Нас кроет друг от друга не по-детски. Я в общем-то всегда был безбашенным, но с ней… С ней меня уносит в другую реальность. Еще более сумасшедшую и красочную. Камиль говорит, что это любовь. Она у меня вот такая. Одна на всю жизнь, собственническая, немного безумная.
– Я люблю тебя, – шепчет Лиля, целуя меня в шею в лифте. – Спасибо, что ты нашел мою жизнь и вернул мне ее. Люблю, – повторяет совсем тихо.
Я засыпаю, обнимая ее обеими руками, а просыпаюсь в пустой, успевшей остыть постели. На простыне лежит смятый
