class="p1">Он устанавливает видеоняню и помогает мне подняться на ноги. Обняв за талию, провожает в гостиную, где опускается на диван и утягивает меня на колени. Его руки тут же обвиваются вокруг моей талии, а я опускаю голову на его грудь и слушаю, как стучит его сердце. Стучит для нас с сыном.
– Мы не обсудили еще один важный вопрос, – произносит Тимур куда-то в район моей макушки. – Как все-таки мы назовем мальчика?
– Я с беременности называю его Арсланом.
Чувствую, как Тимур моментально напрягается всем телом. Вскидываю голову и натыкаюсь на блестящий взгляд Кадырова.
– Ты хотела дать нашему сыну… – глухо, не сводя с меня внимательного дьявольского взгляда, – татарское имя?
– Да. С татарской фамилией и отчеством оно идеально будет сочетаться.
Тимур улыбается краешком губ и нежно, почти невесомо проводит большим пальцем по скуле.
– Спасибо тебе. За сына. За мою жизнь…за все.
Тимур не сводит с меня глаз, нежно поглаживая по щеке. В его руках так уютно и спокойно, что не хочется никуда уходить. Хочется забрать этого мужчину себе на веки вечные и ни с кем не делиться…
Да, он просил не думать об этом, обещал все решить, но…Мне, как и любой матери, хочется определенности. Хочется защитить своего ребенка, хочется полноценной семьи для него.
– Ты снилась мне, Эмма, – неожиданно произносит Тимур, заставляя вернуться в реальность.
– И что же я делала в твоих снах?
– Просила спасти Арслана. Я – дурак, все никак понять не мог, кто это такой, мне даже в голову не могло прийти, что ты захочешь так назвать нашего малыша. Говорят, когда снится человек…
В его голосе проскальзывает робкая надежда. Но разве он, взрослый, серьезный и временами опасный мужчина, не понял, что…
– …я думала о тебе, Тимур. Все это время. Скучала, тосковала, – я и сама не замечаю, как выплескиваю всю боль наружу. Потому что не могу больше с ней жить. Знаю, что время обид, наверно, прошло, но мне необходимо рассказать о чувствах, обо всех моих переживаниях, если мы хотим идти дальше вместе. – Знаешь, как было тяжело, когда хочется позвонить, написать, отправить фото с УЗИ, а не можешь? Потому что не имеешь права. Потому что ты сам вычеркнул меня. Отказался в пользу Айлин. Скажи, Тимур, – я не заметила, в какой момент начала плакать, но не обращаю на слезы никакого внимания. Я рада им. Они приносят облегчение, смывая всю боль. – Почему? Почему она? Почему ты женился на ней? Чем эта девушка лучше меня? И зачем было начинать отношения, если ты… предвидел такой конец? Скажи мне, зачем?! Я чувствую себя такой грязной…такой использованной…
Тимур торопливо стирает мои слезы со щек. В его глазах отражается вся моя боль, вся гамма чувств, что раздирает мою душу на ошметки.
– Тшшш, моя девочка, не плачь, – Тимур прижимается лбом к моему лбу и баюкает в своих объятиях, забирая всю боль себе. – Пожалуйста, не плачь… Я ненавижу себя за это, но…
– А ты знаешь, как невыносимо, когда понимаешь, что другие мужчины просто перестали существовать для меня? Хотелось выть от того, что не могу вытравить тебя из сердца и памяти. Ты засел там прочно. Навсегда. Я даже Славе разрешила войти в мою жизнь, потому что думала, что его забота и внимание помогут переключиться. И, знаешь, что? Ни-че-го! У меня ничего не получалось, как бы я не старалась! Мне было так больно, так страшно одной…
– Прости меня девочка. Если сможешь, прости. Прости, что тебе пришлось пройти… через это вот всё. По моей вине. Но я не мог иначе. Я уже однажды терял семью. И не мог потерять и тебя. И единственная возможность защитить тебя от меня…было вычеркнуть из моей жизни. Хотя бы на время.
Я отшатываюсь в ужасе от услышанного. Может, мне послышалось? Может, мой мозг, заплывший окситоцином, что-то не так понял?! Господи, пожалуйста, пусть я буду тупенькой, но никак не то, что имеет в виду Тимур…
– Терял семью? – непослушные губы все же повторяют за Кадыровым, и я с замиранием сердца жду ответа…
– Да, жену и дочь.
– И их…они…
– Их убили на моих глазах. Моя маленькая девочка умерла у меня на руках.
Запечатываю ладонями рвущийся наружу крик. На долю секунды представляю, что это произошло со мной, и мне становится физически плохо…
Господь Всемогущий, что же пришлось пережить этому мужчине?! Как?! Как он выжил, как не сошел с ума?! За что ему эти испытания?! Теперь понятно, почему он носил на лице все те маски, не снимая. Тимур просто отключил все эмоции, спрятав их за ними, и это стало его второй натурой…
Я не могу заставить себя выдавить и слова. Мне кажется неправильным задавать какие-то вопросы. Потому что, сколько бы ни прошло времени, боль от потери ребенка, да еще и такая бесчеловечная, никогда не утихнет.
Поэтому все, что я могу сделать для любимого человека – подарить ему частичку своего тепла. И выслушать, если он захочет говорить. Я обнимаю Тимура за талию двумя руками и прижимаюсь к нему всем телом так сильно, как будто слиться с ним воедино – задача номер один.
И Тимур говорит. Неспешно начинает свой рассказ. Каждое его слово насквозь пропитано болью и страхом. Потому что его история ни черта не завершена.
– В тот день про родителей я упомянул неслучайно, – Тимур возвращает меня в самый кошмарный день моей жизни. – Твой отец хоть и отошел от дел, но власти и связей у него достаточно, чтобы защитить тебя. А еще есть Роберт. Я надеялся, что ты будешь рядом с родными, под их двойной защитой. А ты все равно поступила по-своему.
– Я не могла находиться с вами в одном городе, ходить по одним улицам и дышать одним воздухом. Мне было тесно. Я боялась…боялась, что встречу вас, счастливых, и тогда точно умру…
– Прости, девочка, – целует меня в макушку, поглаживая по спине. После такого кошмарного рассказа Тимур еще и меня утешает, хотя должно быть наоборот. – Я, правда, не видел другого выхода. Потерять тебя…Проще было оттолкнуть, чтобы ты была далеко от меня, где-то там, возможно, даже счастлива с другим, но…зато живая.
– А Айлин? – все же решаюсь уточнить то, что гложет меня давно. Я поднимаю голову и внимательно смотрю в дьявольские глаза Кадырова. Хочу прочесть там ответ. Глаза точно не солгут.
– Айлин никогда ничего для меня не значила и не будет значить. Я был должен
