совсем.
И все-таки бросил ее беременной, как последний мудак!
И почему не выслушал? Почему не заставил сделать тест? Простой анализ расставил бы все по местам. Но нет, мне надо было все усложнить. Не поверил мой девочке. Какой я после этого для нее герой? Все рисовался с ней, хотел выглядеть круто. А по итогу…
Какой же я идиот!
Вспомнил свое состояние в тот момент, когда узнал о беременности Маши. Там, в больничном коридоре, когда волновался за ее здоровье. Думал, что теряю ее. И в итоге почти потерял.
Нет, я не поверил бы. Даже, если бы тест показал мое отцовство, не смог бы поверить. Но хотя бы задумался. Наверное, засомневался бы, ага.
Черт!
Что же я наделал?
А Маша? Моя Маша! Она совсем не заслужила всего этого! Того, что я устроил ей тогда. И потом.
Наворотил, блть!
Нужно срочно исправлять. Вернуть ее нужно. Все равно без нее — не жизнь. Так, жалкое существование.
У меня будет ребенок. Я стану отцом!
Ощущение бесконечности. Будто падаешь в бездну, но счастливый такой. Хочется обнять весь мир. Сейчас я даже Киру с Артуром расцеловать готов. Все им простил вмиг. Даже жаль брата немного, потому, что не судьба ему было испытать все то, что я сейчас чувствую. Я лишил его этого. И не он первый своего ребенка на руках держал.
А у меня все это будет. Даже не верится, что бывают в жизни такие повороты!
От эйфории меня немного потряхивает. Но я все же принимаю душ и одеваюсь. Адрес Маши мне давно известен, хоть и не приходилось ни разу там бывать.
По дороге захожу в цветочный магазин. Черт, я даже не знаю, какие цветы ее любимые. Хорош, нечего сказать! Беру самый большой букет, чтобы впечатлить масштабом, если ничем другим не получится.
Иду пешком, пытаясь хоть немного успокоиться, в коленях все еще ощущается дрожь. Даже руки немного потряхивает. А в голове сумбур, как после хорошего вина.
Улыбку спрятать даже не пытаюсь — непосильная для меня сейчас задача. Вот таким, немного с придурковатой рожей, я и добрался до порога квартиры девушки.
Осталось самое сложное — объяснить ей все. Если она захочет меня выслушать…
Стою, как истукан, у двери, боюсь постучать. А вдруг, она не станет меня слушать? Я ведь обидел ее. Жестко. На ее месте я бы даже на порог такого засранца не пустил. Но, слава Богу, я не на ее месте.
Если быть объективным, по десятибальной шкале, на сколько сильно она сейчас на меня обижена? На одиннадцать, Глеб, сам виноват! Исправляйся уже, пока не поздно.
Не ожидал я, что стану так сильно волноваться. Раньше со мной такого не случалось никогда. С женщинами было все просто — купи украшения, цветы и все дела. С Машей так не получится. Эта девочка все делает от души. Если любит, то искренне. А, если ненавидит, то хана мне.
Ладно, все. Стучу в двери, прислушиваюсь. По ту сторону слышны шаги, а потом мне открывает женщина лет сорока. Похожа на Машу, как ее более взрослая копия. Ее мама, вероятно. Она смотрит на меня, потом на огромный букет в моих руках. Бровь вопросительно выгибается.
— Здравствуйте, — говорю. — Мы не знакомы, меня зовут Глеб.
На ее лице отражается целая гамма эмоций, которые она даже не пытается скрыть. И финалом этой феерии губы сжимаются в тонкую линию. Она, не задавая вопросов, со всего размаху отвешивает мне пощечину. А потом еще одну, уже по другой щеке.
Аж искры из глаз. Пиздец, мамаша у моей суженой. Рука тяжелая, сразу чувствуется. И, ведь, ничего не сказать, права она.
— Гребаный ты мудак! — орет она мне в лицо. — Как еще наглости хватило прийти сюда?!
И за словом в карман не лезет. Свезло мне, ничего не скажешь. Нет, мама точно с нами жить не будет.
— Ладно, я заслужил, — говорю, примирительно. — Но позвольте, я все объясню.
— Еще чего? — орет она. — Не смей даже приближаться к моей девочке!
С одной стороны, даже хорошо, что она так защищает дочь. Теперь хотя бы понятно, почему Маша до двадцати лет оставалась девственницей.
— Я хочу только поговорить. Где она?
— Поговорить? — рычит женщина. Сейчас она мне разъяренную мегеру напоминает. — О чем ты хочешь ей сказать? Думаешь, сможешь еще раз мозги ей запудрить? Даже и не думай! Не смей к ней даже приближаться!
Знаю, что виноват. Но с Машей я все равно должен увидеться.
— Послушайте, — говорю, стараясь выглядеть, как можно спокойнее.
— Нет, я не стану тебя слушать, — шипит она. — Со мной твои фокусы не работают. Думаешь, тебе все можно, да?
Блть, все еще сложнее, чем я думал.
— Вот, передайте ей, — протягиваю мамаше букет.
Она хватает букет, хлестает им по моему лицу и возвращает обратно. Правда, теперь он больше похож на поломанный веник. А моя, и без того, красная, физиономия, стала еще краше.
Мне бы только Машу забрать. Без прицепа в виде тещи. Готов купить ее чокнутой мамаше любое жилье, которое она выберет. Лишь бы подальше от нас.
— Нам от тебя ничего не нужно! — заявляет эта мадам, гордо вскинув голову.
— Понимаю ваше негодование, — не отступаю я, — но ребенку нужен отец. Этого вы не станете отрицать?
— О, как заговорил?! А раньше где ты был?! Видите ли, он не верит. А теперь что изменилось? Теперь веришь? Как ты мог подумать, что моя дочь…, — ее голос сбивается, она тяжело дышит. Но своих позиций не сдает.
Да, Глеб, будет непросто. А как ты хотел? После того, что натворил-то!
— Я могу все объяснить, — говорю. — Но не вам, а Маше.
Женщина злобно смотрит на меня. Если бы могла плюнуть ядом, то моя физиономия была бы ею давно заплевана. А так, боюсь, сожалеет сейчас о том, что мало мне врезала. Ладно, я готов терпеть что угодно, только бы Машу увидеть. Нам нужно объясниться.
— У нас будет ребенок, хотите вы того или нет, — привожу железный аргумент. Как бы она не была обижена за свою дочь, но вряд ли хочет, чтобы ее внук жил без отца.
— Нет никакого ребенка, — заявляет холодно, глядя мне прямо в глаза. — Маша сделала аборт.
Эта информация выливается мне на голову,
