на живот падает, и я опять себя одергиваю, просыпаясь.
Этот сон повторяется вновь и вновь уже две недели.
В квартире, где все пропитано этой девочкой, мне нет покоя. Надо бы съехать, да. Так было бы правильно. Только я все медлю, как мазохист какой-то. Иногда ловлю себя на том, что ее вещи из шкафа достаю, чтобы вдохнуть любимый запах.
Точно свихнулся.
Или это какая-то странная степень мазохизма? Хрен знает.
Дерьмово мне без нее. Жизни нет.
Еда не пахнет, сигареты не вставляют. Пиздец, как хреново.
А она, точно издевается, вещи свои забирать не спешит. Пару раз я даже за телефон хватался, думал, позвонить, напомнить. Но не решаюсь. Как наркоман, тянусь к ее вещам, чтобы почувствовать, что она рядом. Как за дозой, бля. Совсем с катушек слетел.
Ненавижу себя за это. И ее… ненавижу? Сам уже не знаю, ничего не понимаю. Тянет к ней со страшной силой. Но гордость не позволяет списать на тормоза ее предательство.
Моя маленькая девочка, любимая. Она так быстро ворвалась в мою жизнь, заполнила ее собой до отказа. И теперь стало невыносимо пусто.
Делаю несколько глубоких вдохов, прикрываю глаза, пытаясь все переварить. Нет, снова не помогает. И этот потолок надо мной все такой же, идеально-ровный. И кровать все такая же огромная для меня одного. И в квартире все так же пусто и невыносимо.
Ни хрена не переваривается в башке, боль не уходит. Не могу простить ее фальшь, обман ее подлый.
Как она могла? Как я повелся? Вот же идиот!
За свою жизнь должен был уже понять, что люди врут. Особенно женщины грешат этим. Но вот с ней, такой по-детски наивной, не ожидал. Как удар под дых, когда дышать не можешь, кислорода не хватает.
Мне ее не хватает. Тепла и кожи ее молочной. Ночей наших сумасшедших, глаз и губ, которые мне не забыть. Каждый уголок квартиры воспоминаниями пропитан. Таких невыносимо сладких, до жгучей боли в груди.
Меня ломает, как никогда раньше.
Даже, когда узнал об измене Киры, так не ломало.
Даже, когда узнал о предательстве брата, меня так не скручивало невыносимо.
А Маша… Совсем малышка ведь еще. Но хватка железная. Размазала по полу не хуже бульдозера. С изящностью бронепоезда по мне проехала.
Зачем ей все это было нужно? Это игра такая? Для нее, может, и так. Или ей деньги мои нужны были? Нет, не похожа она на меркантильную суку. А на кого похожа? На ту, которая трахается за моей спиной с другим, тоже не похожа.
И что? Разве это ей помешало мне изменять?
Встаю с кровати, иду в ванную. Холодный душ помогает не на долго. Есть не хочется, но я прусь в кухню, делаю бутерброд, заталкиваю его в себя. Кофе вливаю, не чувствуя вкуса. Без нее все стало пресным, никаким.
Слоняюсь по квартире, как чумной. Жду, прислушиваясь к каждому шороху за дверью.
Ее жду. Что придумает повод прийти надеюсь. Но ее нет. Даже за вещами явиться не соизволила.
А мне обнять ее так хочется. До зуда в ладонях, будто имею на это право. Хоть раз обнять, чтобы почувствовать ее рядом. На мгновение только, большего не прошу.
К обеду зуд в ладонях становится невыносимым. Напяливаю джинсы и свитер, не забываю куртку. Выхожу на прогулку.
Черт! Ну, кого я обманываю? Меня к ней, как магнитом тянет. До университета дохожу за двадцать минут.
Хрупкую фигуру узнаю сразу же. Будто точно знал, где искать. Маша сидит на скамейке, чуть склонив голову над экраном телефона. Задумчивая такая, родная.
Мне бы к ней, хоть на минуту. Просто подойти, в глаза посмотреть. Но не решаюсь. Как мазохист, дразню себя такой опасной близостью. Думаю о том, что одним воздухом с ней дышу. Надышаться не могу. Мне ее всегда мало.
Подойти не решаюсь, будто ноги к земле приросли. А потом этот долговязый садится рядом. На меня смотрит, Борзый такой, нагло руку на спинку скамейки закидывает. Вот же гребаный мудак! И Маша так ласково ему улыбается. Говорит что-то. В общем, я тут третий лишний.
Маша, девочка моя, ты, правда, этого хочешь? Вот этого пацана? Он тебе нужен?
Эти двое встают со скамейки и уходят. А мне выть хочется, глядя на то, как долговязый вокруг нее кружит. Точно шмель какой-то. А она и рада, вон как улыбается.
Блть!
В кармане звонит мобильный, достаю гаджет, на секунду отвлекаясь от своих мыслей.
Вернер.
— Алло, — отвечаю на вызов.
— Здравствуйте, господин Воронин, — начинает Вернер, — вы не явились на обязательное обследование. Могу я узнать причину?
Блть, Вернер, только тебя мне сейчас не хватало!
— Ваша палата на третьем этаже сейчас освободилась, она в вашем распоряжении. На это уйдет не больше недели, — вещает Вернер.
Неделя в клинике? Еще две недели назад такая перспектива меня пугала. А теперь… Теперь меня пугает звенящая тишина в пустой квартире. Лучше палата, чем это.
— Я завтра буду у вас, док, — говорю Вернеру.
— Отлично, буду ждать вас в десять.
И, пока Вернер не успел отключиться, добавляю:
— Только, док, выделите мне другую палату. И лучше на втором этаже.
Потому, что даже там, в моей старой палате, все будет напоминать о Маше. А я не ради этого согласился лечь в клинику.
— Хорошо, господин Воронин, у нас как раз освободилась подходящая.
Вот и славно. Вот и хорошо. Быть может, хоть неделю меня не будут мучить кошмары.
Всю следующую неделю я, как послушная собачонка, выполняю указания врачей. Уже и забыл, когда последний раз проходил столько обследований. Еще до первой химии, кажется.
Вернер решил именно сейчас проверить все. Хочет лично убедиться в качестве своего же лечения? А может, чувствует, жук хитрый, что повторный курс лечения в мои планы больше не входит, и решил срубить бабла напоследок.
Плевать!
Пусть делает, что хочет. А у меня режим. Наконец-то я смог уснуть и проспать всю ночь без снов. Правда, всего один раз. Но даже это добавило оптимизма.
Запах больницы быстро въелся в ткань одежды, я весь им пропитался. Но это не пугает и не раздражает. Слишком долго я жил в этом кошмаре, и теперь остались лишь отголоски того, прошлого опыта.
Хорошо, что, наученный опытом, прихватил с собой пачку сигарет. Правда, пришедшая утром уборщица спалила
