В последнее время я перестал загружать себя делами, сбавил темпы и стал посылать лесом самых наглых проныр, которые, по-хорошему, не заслуживали поддержки адвокатов. Даже несмотря на то, что были готовы выложить за положительный исход дела бешеные деньги.
Едва успел открыть дверь, как столкнулся с громким голосом Марии:
— Мне действительно жаль, но сегодня Владимир Александрович больше не принимает. Завтра он будет в суде…
А разговаривала она с самим Громовым. Что ж, если он удостоил меня визитом, значит, колоссальные проблемы уже нашли своего адресата. И судя по его гневно-сверкающему взгляду, пришел он не с целью дружеского рукопожатия.
— Григорий Владимирович, здравствуйте, — довольно улыбнулся я, шире приоткрывая перед ним дверь. — А я вас ждал!
— Значит, без тебя тут не обошлось, Савицкий. Не понял, значит, с первого раза, да?
Станет мне угрожать прямо с порога, в присутствии свидетелей? Нет, Громов вовремя очухался и захлопнул рот. Скрежетнул зубами и стремительно влетел в освободившийся проход. Хорошо, десять минут именно на этого мудака у меня найдется.
— Итак, слушаю. — Я закрыл дверь изнутри и повернулся к шипящему злобой политику.
Громов выглядел так, будто был готов сцепиться со мной в рукопашной. Вывод: я не прогадал и его хорошенько взяли за горло.
— Это я тебя слушаю! — загремел он так, что того и гляди затрясутся стены.
— Сбавь тон и возьми себя в руки. Моей помощнице ни к чему слушать твою истерику.
— Немедленно используй все свои связи, пусть мои заграничные счета разблокируют.
— Они заблокированы? Кем, когда, за что?
— Не делай из меня дурака! — снова рявкнул Громов. Его лицо уже покрывалось серыми пятнами от собственного яда.
Я ухмыльнулся и присел в кресло. Наблюдать за истерикой Громова втройне приятно, когда понимаешь, что он ровным счетом ничего не сможет сделать. В том числе доказать, что я хоть как-то к этому причастен.
Отобрав у меня важные документы, он лишил меня возможности доказать финансовые махинации и откаты в его политической деятельности. Вот только упустил один важный момент… Я тоже умею играть нечестно. Хоть и не использую грязный мордобой. Теперь за меня это будут делать другие.
— Я понятия не имею, о чем речь, — все так же настаивал на своем я.
— О чем речь? — всплеснул руками Громов, расхаживая по моему кабинету тяжелым быстрым шагом. — Ты хоть понимаешь, перед кем подставил меня?
О да, понимаю. Ты сам ведешь дела с очень опасными людьми, ешь у них с руки левые деньги. Только никогда не задумывался, что будет с тобой, стоит стать для них неугодным…
— Я так полагаю, заблокированные счета были нелегальными?
— Тебе прекрасно известно, какие счета заблокированы!
Разумеется, известно. Как и то, откуда на них текли деньги.
— А кто-то из твоих обокрал моих партнеров и перевел все деньги на эти самые счета!
— Хорошо поешь. А теперь докажи…
Громов уже полностью посерел и резко замер. Сжал кулаки с такой силой, что захрустели суставы. Впервые с момента его появления в моем кабинете в его затуманенных гневом глазах промелькнул страх.
— Мы ведь можем договориться… — сказал он более спокойным тоном.
Не стал напоминать, что именно в этом кабинете договориться предлагал я. В тот день, когда попросил оставить в покое Марину и заверил, что никаких проблем у нас не возникнет. Каждый получит свою выгоду: Сергей расстанется с нежеланной невестой, а я верну себе сына и любимую женщину. Громов меня слушать не захотел. Посчитал мою двойную игру оскорбительной и недостойной прощения. Уходя из моего кабинета, он заявил, чтобы впредь я ходил, оглядываясь по сторонам.
— Ты предлагаешь мне договориться после того, как напал на меня, мою дочь и невестку?
— На тот момент о твоей невестке я не знал. И с близнецами ведь ничего не случилось.
— Это ничего не меняет.
— Я лишь хотел припугнуть. Не собирался делать ничего плохого. А они… они ведь прикончат меня и всех мои близких, если я не верну деньги. У меня трое сыновей!
— Так в чем проблема? Верни деньги.
— Будто ты не знаешь, что это невозможно! Там же колоссальная сумма.
Знаю. Там ни много ни мало годовая выручка с нелегального игорного бизнеса коллег Громова. Которую он бессовестно присвоил несколько дней назад на свои заграничные счета. Хотя ему и правда помогли нужные мне люди. Счета арестовали днем позже. И теперь у политика нет ни единого шанса вернуть партнерам деньги, хоть он будет из кожи вон лезть.
— А вот это, Григорий Владимирович, уже не мои проблемы, — холодно ответил я.
— Да ты… да ты…
— Успокойся. У тебя есть отличная возможность во всем признаться и сесть за финансовые махинации. Возможно, на зоне дружки тебя не достанут.
Громов шумно втянул воздух, всеми силами стараясь придать себе грозный вид, но в глазах мелькала настоящая паника.
— Ты мне ответишь за это, слышишь? — срывающимся на хрип голосом пообещал он. — Я тебя опущу на самое дно, откуда ты так старательно лез после гибели жены! Отниму самое дорогое…
— Я бы с удовольствием послушал твои отчаянные вопли, да времени в обрез, — перебил я, вставая. — Ты либо сам выйдешь, либо я помогу.
Белый как полотно Громов поднялся со стула. В этот момент напряжение, что он испытывал, казалось осязаемым.
Неспешным ровным шагом политик вышел из моего кабинета, и молчание, навалившееся на нас непреодолимой тяжестью, поселило в груди нехорошее тревожное чувство.
48
Часом позже я приехал в лагерь вместе с матерью. Наш разговор после семейного ужина прошел на удивление спокойно. Я ожидал, что мне будут полоскать мозг как минимум пару-тройку часов, но нет. Мама успокоилась буквально за двадцать минут и под конец своей гневной тирады даже заявила, что очень рада за меня. А затем приступила к курсу лекций, которые, по ее мнению, мне необходимо прослушать, чтобы открыть глаза и осознать, как мне теперь жить и как завоевать расположение Марины.
Для себя же я давно усвоил простую истину: чем больше ты молчишь, тем короче получается разговор. А вот если начинаешь уверять родительницу, что тебе давно уже не пятнадцать и ты сам знаешь, как лучше жить, возражений будет масса. Обид, впрочем, тоже. Поэтому гораздо проще обнять неугомонную бабушку пяти внучат, немного посмеяться над такой излишней опекой и позвать назад к гостям. Возможно, ускоряющим фактором послужило желание мамы поскорее вернуться в игровую к детям.
Сейчас бабушка доставала с заднего сиденья машины гостинцы, суетливо рассуждая себе под нос, понравятся ли они внукам. На приобретение всей этой кучи подарков мама потратила целый день. А теперь главный вопрос: есть ли в мире ребенок, которому не нравится получать подарки?
Я увидел Марину еще до того, как подошел к сцене. Прелестная, другого слова и не подобрать. В легком лиловом сарафанчике, похожая на нимфу, она что-то объясняла своим маленьким актерам. Наверное, показывала, как нужно смеяться девочке в определенной сцене. Марина чуть задрала подбородок, приподнимая лицо из-под шляпы и встречая нежным личиком жаркие лучи солнца. Ее смех казался естественным, живым и заразительным, я невольно залюбовался.
Она пригладила шелковые длинные волосы и ободряюще улыбнулась труппе. Мой искрящийся лучик солнца, подпитывающий во мне жизнь. Даже не знаю, в какой момент я понял, насколько она важна для меня…
Марина заметила мое присутствие только тогда, когда я подошел к группе и меня окликнула Оксана. Моя маленькая красавица сегодня была особенно милой. В нарядном платье царевны, с короной-шапкой на голове и переброшенной на плечо косой, украшенной жемчугами.
— Папа, ты рано! — улыбнулась дочка, обнимая меня первой, а затем переключаясь на бабушку. — Привет, ба!
— Судя по тому, как торопился твой папа, у вас близился финал! — пошутила мама.
— Лучше приехать раньше, чем опоздать, — пожал я плечами и повернулся к Марине.
