их не сразу, но реакция не заставила долго ждать — собрался в долю секунды: обхватил Марину за плечи, развернул и выставил перед собой живым щитом. Всего одно мгновение: он выхватил из-за пояса пистолет и приставил к ее голове.
Мне всегда казалось, что холодный рассудок будет моим спутником всегда. Сколько всего было пройдено за последние годы: я был «жилеткой» у Яра и Ники, пока те налаживали отношения (друзья Никиты из книги «Нельзя простить»), тащил общий бизнес в одиночку, решал проблемы в семье и даже смог выдержать испытание этой восхитительной девушкой, от близости которой плавился мозг последние полгода.
Я стойко держался за разум, не позволяя чувствам и инстинктам взять верх, но сейчас, когда ей грозила реальная опасность, не смог…
Марина, несколько дней спустя
— Ума не приложу, что с ней делать, Яр! — слышу приглушенный женский голос за дверью, девушка говорит почти шепотом, но в звенящей тишине пустого дома я отчетливо слышу каждое слово. — Она ни в какую есть не хочет… Вчера от еды отказывалась и на завтрак даже не посмотрела… Когда уже Ник приедет?
— Не знаю, Ника. Там все сложно… — с тяжким вздохом проговорил мужчина. — Ник сейчас в больнице и там же дает показания, когда он будет здесь ума не приложу. Марина говорила тебе хоть что-то?
— Молчит… Ей сложно, Яр… Я бы тоже не захотела мысленно возвращаться в такой эпизод жизни, поэтому и не расспрашиваю.
— Давай сюда поднос, я попробую.
Тяну тонкое одеяло до подбородка — если можно было бы, то и с головой накрылась, но в комнате стоит такая духота, что, чувствую — не выдержу. Хочу спрятаться и отгородиться от всего мира, чтобы остаться наедине со своей болью и стыдом, но друзья Никиты не сдаются. А мне хоть волком вой!
Тихое шарканье и вновь комната наполняется аппетитным запахом свежеприготовленной яичницы. Желудок скучивает от голода, но знаю, что кусок в горло не полезет.
— Марин, ты спишь? — тихий мужской голос заставляет внутренне сжаться. — Вижу, что не спишь. Давай поговорим…
Он присаживается на краешек кровати и кладет мне руку на предплечье. Тяжесть его горячей ладони вливает в кровь новую порцию страданий — не его рука должна лежать на моем плече, а рука Ника.
— Никита скоро приедет, не волнуйся, с ним все в порядке. Если ты переживаешь на этот счет, то не стоит. Бахчев — кремень, мы и не из такого дерьма выпутывались. — взволнованно, будто уговаривая самого себя, громко прошептал Ярослав Арский.
Он не говорил, а именно шептал, складывалось ощущение, что рядом со мной он боялся звучать в полный голос. Такая бережливость с его стороны казалась наигранной и раздражала так, что я с трудом могла контролировать свою злость. А злилась я не на него, а на собственную слабохарактерность и на то, что втянула в свои разборки всех этих замечательных людей.
Вот и теперь им приходится носиться со мной как с фарфоровой куклой. Хотела бы я помочь и не создавать лишних проблем, но не могу. Сейчас мне хочется быть одной. Уснуть и проснуться только тогда, когда весь этот кошмар закончится.
Я благодарна друзьям Никиты за заботу и терпение — они бросили все и приехали за мной в Липецк, а затем перевезли в Москву, свозили в дорогущий медицинский центр, где мы с малышкой прошли обследование (благо и со мной и с моей дочкой все хорошо — она развивается точно в срок). Признательна и за то, что все прошедшее время со дня той страшной трагедии ребята находились рядом. Пусть по очереди, но кто-то из них всегда был.
Благодарна… И в то же время все их заверения о том, что все будет хорошо скорее раздражают, чем успокаивают.
Их ТАМ не было!
Как можно доверять словам, если знаешь, что люди, которые навязчиво утверждают, что все образуется, совершенно не в курсе произошедшего?
Их там не было, а я была… Я видела перестрелку и знаю, что с Никитой не может быть все в порядке, как и с Игорем, и… с моим отцом. Помню все нечетко, какими-то обрывками, но и того что всплывает в памяти с лихвой хватает, чтобы восстановить более-менее правдоподобную картину случившегося: свора мужчин сцепилась в отчаянной смертельной схватке, а виной всему этому я.
Много раз я просила дать мне телефон, чтобы связаться с Никитой, но и Ника, и Ярослав, умело уходили от темы. В какой-то момент я перестала сопротивляться и просить. Мне стало легче отгородиться и просто плыть по течению.
Теперь же они снова пытаются убедить меня, что ничего страшного не произошло и не происходит. Но это не так! И виной всему я!
— Вы мне врете! Я все видела! Там никто выжить не мог!
Встрепенувшись, я села, откинула одеяло и яростно зашипела, выплевывая каждое слово в лицо так называемому другу моего… а кого? Кто мне Никита? Парень? Будущий муж? Любовник? Ни под одну категорию наши отношения не попадали и от этого нестерпимо больно. Я сама виновата — стоило Игорю сменить гнев на милость и я оттаяла — выдала все: и о дочке, и о том, что между нами с Никитой ничего не было.
Зачем? Зачем я ему все рассказала?!
— Марина, ты что? — Ярослав возмущенно уставился на меня, поднос с едой в секунду нашел свое законное место на прикроватной тумбочке, а сильные мужские руки сжали мои плечи и несильно встряхнули. Ровно настолько, чтобы я сосредоточилась на их хозяине, который с тревогой смотрел на меня как на умалишенную. — С Ником все в порядке, ну, потрепало немного, но в общем все хорошо… С отцом… Ну, в общем, он в больнице, его прооперировали и врачи дают благоприятный прогноз, а…
— Игорь? — перебиваю на полуслове и внимательно вглядываюсь в лицо собеседника, чтобы уловить хоть мельчайший намек на обман.
Ярослав отпускает мои руки и резко встает, заставляя меня напрячься всем существом — я чувствую, что сейчас он сообщит нечто страшное, такое, за что я буду винить себя всю оставшуюся жизнь.
— Твой бывший муж… — он осекается, на секунду упирается взглядом в пол, видно раздумывает о том, как преподнести новость.
От продолжения неприятного диалога его спасает жена — Ника бодро и напористо врывается в комнату, принося с собой тонкий свежий цветочный аромат дорого парфюма и, уперев руки в бока, переводит взгляд с мужа на меня.
— Я так понимаю, есть ты не собираешься?
