И я теряюсь в этих чувствах и ощущениях. Теряюсь, потому что, кажется, у них только одно название. Думаю, я влюбился в свою Малину.
Глава 46
— Во сколько он говорил, что позвонит? — откидываюсь на спинку дивана и тяну спину, подняв руки над головой. Мышцы что-то сегодня как каменные, наверное, вчера переборщил.
— Ну вроде бы с караула в шесть возвращается, если по нашему времени. Ты торопишься?
— Репетиция скоро.
Достаю телефон и скидываю Нине сообщение, что напишу, как буду выезжать за ней. Лекс написал, что его отправляют в командировку на три месяца, откуда он не сможет звонить, так что только сегодня поболтаем немного.
Встаю с дивана и распахиваю окно, закуриваю. Сраное дерьмо эти сигареты, в который раз бросаю и снова начинаю.
— Макс, ты капец взвинченный, — Роман становится рядом и тоже чиркает зажигалкой. — Что-то с Мышкой не так?
Неопределённо пожимаю плечами. Скорее даже нервно. И от лучшего друга это не укрывается.
— Не даёт? — Должанов выпускает струю сизого дыма в окно.
Смотрю предупреждающе. Я не приемлю грубости и скабрезности в адрес Нины, и он это знает.
— Не берёшь? — Должанов вскидывает брови, пытаясь обратить всё в шутку, но тут же оставляет эту затею, становясь серьёзным, потому что я веселиться не настроен. Тем более уж на эту тему.
Но каким бы придурком ни был Рома, в отношении близких друзей, на какую бы тему мы ни грузились, он кремень. Поддержка моральная обеспечена, и можно не переживать, что его язык по пьяной лавочке, а может и по трезвой, растреплет всем кому не лень. Так уж повелось класса с третьего — я, Должанов и Лекс. Всё по чести и от души, никаких секретов, никаких недомолвок. Если одному хреново, остальные молчать не станут, будут разбираться. Как же, блин, Лёхи не хватает. Достал службой своей, хотя не в ней там дело. А в мелкой глазастой блондинке, ставшей его сводной сестрой и вызвавшей доселе непонятную этому медведю карусель эмоций, начиная от ненависти, заканчивая сдвинувшимися мозгами и разъедающим чувством вины.
Роман тоже не без греха. Это с виду он такой весь лёгкий и беззаботный, только и думающий, куда присунуть свой блудливый член. И хотя он будет с пеной у рта отрицать это, но и у него в сердце засела заноза — гордая рыжая кудрявая отличница, которой он немало крови попил своими издевательствами в школе. Троллил девчонку не по-детски, хотя я ему говорил, что перегибает. С тёлками уже опыта завались было ещё класса с девятого, а с ней вёл себя как пятиклассник. Однако зубастая Анька показала ему фак и свалила покорять столичные вузы. Должанову вроде бы как и пофигу, только вот ни одна рыжая юбка теперь мимо не пройдёт.
— Всё так сложно?
— Типа того. Уже не знаю, может, я накосячил чего, Ром. Но всё и правда как-то сложно, — Рома откупоривает бутылку пива и усаживается на кресло напротив, сдвинув брови. — Может, мы поторопились тогда в интернате, но теперь Нина меня не подпускает.
— Совсем что ли?
— Ну не то чтобы совсем. Сколько раз потом не пытались, как до дела доходит, она в слёзы — больно.
— Испугалась в первый раз?
— Ну да, — подкуриваю ещё одну сигарету, сидя прямо на диване. — Теперь вся зажимается. У меня такое ощущение, что она даже не только в постели стала шугаться. Когда у меня ночует, что и так редко бывает, я даже сплю, блин, одетый.
— Дела… — тянет Ромыч. — Может в больничку? Многие девчонки сейчас так это решают.
— Да там уже нечего решать. Всё, с чем они могут помочь, я уже и сам сделал. Тем более, Нина к больницам относится не очень хорошо, учитывая пережитое. Тут всё больше в её голове. Натерпелась в своё время, и теперь чуть только больно — уже страх. С танцами было также: она поддержки вообще не воспринимала, но как-то же справились.
— Да уж, вот это ты себе нашёл головоломку, бро. Облегчить яйца с кем-то я тебе даже предлагать не буду. Так понимаю, серьёзно у тебя всё с твоей Малиной.
Ответить Должанову так и не успеваю, потому что на Ромкином ноуте начинает булькать сигнал видеосвязи. Да и нечего тут отвечать, он сам всё сказал.
Роман нажимает принять, и на экране высвечивается хорошо знакомая морда.
— Привет, придурки, — скалится Шевцов. — Не протёрли ещё задницы на гражданке?
— Здорово, Лекс, — машу рукой. — Шумно у тебя там, сделай громче.
Лёха куда-то отходит с телефоном и присаживается в кресло. Сзади видны крашенные казённые стены, какие-то полки с методичками с изображением техники, на стене за спиной таблица с правилами расчёта то ли стрельбы, то ещё какой-то хрени. Шевцов гладко выбрит и коротко острижен, но на шее из-под футболки замечаю новую татуху. Он уже весь в них.
— Ну рассказывайте, кони, всех ли девок на гражданке поимели?
Мы ржём, Рома делится впечатлениями и какой-то контрабасистке из музыкального училища, которая умеет отлично обхватывать коленями не только контрабас.
— Дай угадаю, Ромыч, — ржёт Лекс. — Она рыжая?
Я тоже начинаю смеяться, Роман всегда остро реагирует на этот подкол.
— Да вы затрахали, — показывает фак сразу на двух руках: одной мне, одну в экран тычет. — Нет. Золотистая блондинка. Не такая, белобрысая как кое-чья глазастая сестрица, и очень раскрепощённая.
А последнее уже мне. Но без зла, конечно. Роман границы знает, но всё равно получает тычок от меня и лютый взгляд от Шевцова.
Дальше разговор течёт уже спокойнее. Мы рассказываем про универ и скорый конкурс, Ромыч жалуется Лексу, что я слился с весёлой жизни из-за девчонки, а Лёха немного рассказывает о себе: заключил новый контракт, скоро уедет и будет без связи долго, больше трёх месяцев, как предполагалось. Просит заглянуть к отцу.
— Ты там всех медсестричек осчастливил? — Должанову сахара не надо, дай про юбки поболтать.
— Тут и без медсестричек женщин достаточно, — Шевцов улыбается, но как-то вяло. — Я же на поселении последние полгода жил. Но серьёзного ничего, как-то всё поперёк горла.
Ну ещё бы. Четвёртый год прошёл, а его всё держит. И не отпустит, Лёха, нечего душу через мясорубку перекручивать. Бросал бы ты контракты свои и дул домой, пока твоя Снежинка корпит над учебниками по медицине.
Ещё какое-то время болтаем, но мне уже пора на репетицию, а Лёхе в расположение. Он просит съездить к матери на могилу, почтить от него цветами недавно умершую. И на том прощаемся.
— До связи, парни, не шалите там сильно, — подмигивает Шевцов и внимательно смотрит не меня. Не спрашивает, но я понимаю.
— Она в норме, — сообщаю и получаю в ответ короткий кивок. Ему нужно знать, что со Снежинкой всё хорошо. — Пока, Лекс.
Шевцов отключается, мы с Романом ещё курим по одной, вспоминая, как втроём зажигали в школьные годы, и я, прихватив спортивную сумку, спешу на репетицию.
Глава 47
— Устала? — забрасываю в багажник сумку с формой и захлопываю его, а потом открываю Нине дверь в машину.
Она кивает и устало опускается на сидение, возится с ремнём, пока я обхожу и сажусь на своё сидение. Наверное, действительно устала очень сильно, потому что не справляется с застёжкой и мне приходится помочь. Пользуясь моментом близости, легко целую Нину в губы, на что получаю мимолётную ласковою улыбку. Обожаю, когда она улыбается — мягко так, нежно. Никогда никакой фальши, лишь только можно иногда уловить грусть.
Завожу машину и замечаю, что Нина как-то напряжённо ведёт плечом, немного хмурясь.
— Плечо потянула?
— Спину немного. Пройдёт.
— Тебе нужен массаж. Поехали сегодня ко мне, Пёрышко? Я разотру тебе спину на ночь и массаж сделаю, концерт через три дня, надо бы хорошо мышцу расслабить.
— Не надо, я устала. Домой поеду.
Вижу же, что насупилась и руками себя обхватила. И не смотрит на меня. Спокойно выдыхаю через стиснутые зубы. Терпение — самая сложная благодетель.
— Нина, — беру её за руку, понукая повернуться ко мне. — Мы просто посмотрим фильм и ляжем спать. Поехали.
— Зачем тогда мне ехать?
