своей оплошности, когда Рассел произносит сокрушенно:
- Мне очень жаль, детка, что с твоим братом случилось такое. И еще сильнее жаль, что я вел себя так, что вместо того, чтобы обратиться ко мне за помощью, тебе приходилось скрывать его от меня.
- Ты уже знаешь… - выдыхаю шокированно, но и с прослеживаемым облегчением.
- Вчера узнал. Сразу и про то, что он вышел в тот день, и о том, что, - муж едва заметно запинается, - новость безнадежно опоздала. Кошмарное комбо.
Сглатываю комок в горле.
В голову приходит лишь банальное "прости", но это слово давно себя обесценило, потеряло заложенную в него изначально искренность. Мы торопимся пульнуть "прости" не потому, что, действительно, чувствуем, что виновны и должны извиниться, а чтобы прикрыться им как щитом. Действуем на опережение, бросаем его в лицо - в моем случае в ухо - собеседнику, в надежде заткнуть ему рот и пресечь возможные встречные обвинения и нападки. Это уловка. Фальшивка. А я нафальшивила уже достаточно. Не разгрести. Поэтому мне бы промолчать, но, как всегда, в стрессовые моменты не молчится, и я вдруг брякаю:
- Ты меня заберешь?
Краем глаза вижу резкое движение Сойера - он вскинул голову и смотрит на меня с непониманием и недоумением. Точно таким, которое испытываю я сама.
Только что я едва не сломалась от запоздалой мысли, что муж вернет меня домой, но спустя пару минут сама предлагаю ему это. Почти прошу. Я сбрендила?!
В ужасе таращусь на Сойера, взглядом умоляя придумать, как исправить то, что я натворила. Его взгляд мягчеет, он делает пару шагов ко мне. Я уже готова протянуть ему трубку, когда Рассел отвечает:
- Не сейчас.
И вновь я испытываю облегчение, но теперь с примесью настороженного удивления. Сойер замирает рядом.
- Почему? Ты…
- Я в командировке. Дома буду не раньше послезавтра, а тебе не стоит сейчас оставаться одной. Так что побудь лучше у Сойера. До моего возвращения. Если, конечно, он не надоел тебе до тошноты. Он умеет, я знаю, - муж смеется, стремясь разрядить ситуацию.
- Не надоел, - отвечаю поспешно и тоже улыбаюсь.
Сойеру.
Улыбка получается натянутой. Но Волчек все понимает, а с Расом мы, к счастью, не на видеосвязи.
- Он не рядом?
- Нет, - зачем-то вру я, продолжая смотреть в его пепельные глаза.
Мой любимый определенно все слышит, но и бровью не ведет, хотя внутренне наверняка недоумевает.
Я пожимаю плечами.
- Попросить его перезвонить?
- Да нет, - слышу, что муж усмехается. - Это я могу спросить и у тебя - давно ты ему рассказала?
- К-как ты…? - после долгой паузы и театрального хватания ртом воздуха так и не придумываю ответа лучше.
- Я все же разведчик, детка, хоть и хреновый… Мои парни пересеклись с его парнями. Я знаю, что он тебе помогал прятать Хайдена. И мне, правда, жаль, что это был не я.
Комок в горле становится еще больше, проглотить его все сложнее. Я давлюсь.
- Мне тоже… Я не рассказывала, - чувствую потребность объяснить. - Он случайно услышал мой разговор с отцом, и мне пришлось объяснить. Не злись на него. Твой сын хотел, чтобы я пошла с этим к тебе, но я боялась. Теперь знаю, что зря…
- Не зря, - Рас снова усмехается, невесело. - Тогда бы я не простил.
Он не договаривает, но я понимаю - не простил бы Хая, не меня. И лишь собственной смертью брат искупил все грехи, приписываемые ему мужем.
В трубке слышится чей-то голос, приглушенный ответ Рассела, и потом он ожидаемо произносит:
- Мне нужно идти. Я приеду за тобой сразу из аэропорта. Позвоню.
Под монотонный писк динамика я кладу телефон обратно на стол.
День икс, когда я должна буду уйти из этого дома в свой, оставить Сойера и вернуться к мужу, пока отодвигается, но все же однажды он наступит. И уже очень скоро.
- Послезавтра? - мрачным голосом вторит моим мыслям Волчек.
Я не смею поднять на него глаза.
* * *
Спать в эту ночь мы не собираемся.
Слишком мало у нас остается времени вместе и слишком страшит разлука. Я не представляю, как буду без Сойера. Не представляю, как вернусь домой. Не представляю, как буду делить постель с мужем…
И представлять не хочу.
Ни я, ни Сойер не касаемся темы скорого расставания, но она нас не отпускает. Пусть не в словах, но в мыслях.
Это заметно по бегающим взглядам, по отчаянной потребности друг в друге, по практически не размыкаемым рукам, по невозможности хоть на секунду отлипнуть от другого, отойти, выпустить из поля зрения.
Это отражается и в том, как мы любим друг друга сегодня - жадно, отчаянно, ненасытно. Как в первый раз. И как в последний…
Он напряженно стискивает зубы, закусывает губу - мою - и засасывает меня в почерневший омут своих глаз. Горячее дыхание опаляет кожу лица, и каждый вдох обжигает легкие. Я тянусь ему навстречу, вгрызаюсь ногтями в кожу плеч и спины и мечтаю раствориться в нем. Чтобы сегодня не кончалось, и завтра никогда не наступало. Ведь за ним придет послезавтра…
Сойер виртуозно извлекает из меня оргазм за оргазмом и, рассыпаясь на звёзды после очередного - я сбилась со счета, - без сил падаю на смятые, промокшие от нашего пота и возбуждения простыни, но он, и не думая останавливаться, быстро подводит меня к новому яркому пику.
Он знает меня, мое тело, все мои чувствительные зоны, точки всех букв алфавита. И я кайфую, когда он исполняет на мне, как на послушном, хорошо настроенном инструменте лишь ему известные мелодии.
Когда я выхожу после душа, он не спит. Сидит, прислонившись спиной к изголовью, и провожает меня испытующим взглядом.
Невольно ежусь под ним, не зная, чего ожидать. И заранее боюсь - вряд ли это будет что-то хорошее.
- Если мы собираемся продолжать отношения, - начинает он, когда я забираюсь к нему под покрывало и прижимаюсь к теплому телу. - И продолжать их легально, нужно сказать отцу о нас. Не хочу врать е…
- Нет! - перебиваю поспешно и зажмуриваюсь, заранее понимая, как ему не понравится мой ответ.
- Нет? Ты не хочешь говорить ему? - спрашивает недоверчиво, хмуро.
И резко отстраняется, будто ему противно прикасаться ко мне, заглядывает в лицо. И во взгляде потемневших глаз читается подозрение.
