могу понять, потому что говорят по-русски.
Я не хочу видеть, что происходит за этой дверью, в глубине души я знаю, что найду там. Но ноги ведут меня вперед. Я кладу ладонь на деревянную поверхность и толкаю.
Брайан сидит на стуле посреди кафельного пола, его ноги и запястья привязаны к нему. На полу рядом с его ногами в огромной луже крови разбросаны несколько отрубленных пальцев. Роман стоит перед ним, опираясь левой рукой на один костыль, а правой держит нож, до рукояти вонзившийся в живот Брайана. Он что-то кричит ему и начинает вращать нож. Я в ужасе смотрю на кровь, льющуюся из раны.
С моих губ срывается странный, прерывистый звук, и я хватаюсь за дверной проем рядом со мной, так как мое зрение начинает расплываться. Роман резко поворачивается, его глаза расширяются. Он делает шаг ко мне, а я отступаю, глядя на его покрытые кровью руки. Когда Роман делает еще один шаг в мою сторону, я поворачиваюсь и убегаю. Не помню, как вышла из подвала или поднялась по большой лестнице. Добравшись до номера, я, спотыкаясь, прошла через свою комнату в ванную, закрыв за собой дверь. Делаю несколько дрожащих вдохов, затем бросаюсь к унитазу и меня рвет.
Я все еще сжимаю бока унитаза, когда слышу стук в дверь.
— Уходи, — задыхаюсь я.
— Нина, я...
— УХОДИ! — кричу я, и меня тошнит снова.
* * *
Я сижу на полу, рядом с унитазом, когда приближаются шаги и Варя зовет меня с другой стороны двери. С момента последней рвоты прошло около часа, поэтому я медленно встаю и наклоняюсь над раковиной. Побрызгав на лицо холодной водой, я отпираю дверь.
— Милое дитя, — говорит Варя и тянется ко мне, но я делаю шаг назад.
— Мне нужно, чтобы ты вызвала мне такси. Пожалуйста.
— Не уходи. Это уничтожит его, Нина. Пожалуйста, пусть он все объяснит.
— Такси, — прохрипела я. — Или я пойду пешком.
Варя грустно смотрит на меня и кивает. Я вижу, как одна слезинка сбегает и катится по ее щеке, прежде чем она достает свой телефон.
В дверь стучат, но я остаюсь сидеть в кресле напротив окна и смотрю на желтую машину на подъездной дорожке.
— Пахан.
— Да, Дмитрий?
— У подъезда ждет такси. Варя сказала, что Нина Петрова уезжает.
— Да.
— Может, мне ее остановить?
Я думаю об этом, потом качаю головой.
— Нет. Пошли двух человек, чтобы они незаметно проследили за ней. Пусть они позвонят мне, когда она доберется до места назначения.
— Ты хочешь, чтобы они остались там или вернулись сюда?
— Пусть останутся. Я хочу, чтобы за ней постоянно следили два человека. Организуй смены. Скажи им, чтобы оставались незаметными.
— Что-нибудь еще?
— Пока все.
Через несколько минут Нина торопливо спускается по ступенькам и садится в такси. Она в джинсах и старой толстовке, с небольшим чемоданом. Я смотрю ей вслед, ожидая, что она развернется и вернется в дом. Но она не возвращается. Такси уезжает.
Я хватаю хрустальную бутылку виски, наливаю себе на три пальца, а затем бросаю бутылку через всю комнату, где она разбивается о стену.
Прошло четыре дня с тех пор, как Нина уехала, и я медленно схожу с ума. Мужчины, которые работают в ее охране, отмечаются в конце каждой смены и сообщают мне о ее состоянии, что с ней все в порядке. Черт возьми, хочу, чтобы она была здесь.
Сначала я думал, что она поедет к родителям, проведет ночь и вернется утром. Но когда ребята сообщили, что она уехала к себе, я понял, что на следующий день она не вернется. Я надеялся, что она позвонит — может быть, через день или два. Она не звонила. Я не хочу звонить ей сам, пока не узнаю, что она готова к разговору.
Я облажался. Понял это сразу, как только увидел, что она стоит у двери с выражением ужаса и шока на лице, но я не ожидал, что она уйдет.
Не в силах больше ждать, беру телефон со стола и звоню ей. Она обрывает звонок после второго гудка, не отвечая. Я звоню снова, но в ответ получаю лишь отрывистый ответ.
— Мы закончили, Роман.
Она не может так поступить. Я этого не допущу. Я беру свои костыли и направляюсь к двери.
— К Нине, — рявкаю я Коле и ныряю в машину.
Когда мы подъезжаем к дому Нины, беру телефон и пишу ей сообщение.
«Я на улице.»
Смотрю на телефон в руке, жду, когда он зазвонит. Но не звонит. Вместо этого приходит сообщение.
«МЫ. ЗАКОНЧИЛИ.»
«УХОДИ.»
Что, мне с этим делать? Выломать ее дверь и заставить Нину выслушать меня? И что я скажу? Невозможно вернуть то, что было сделано.
Я остаюсь в машине перед ее домом. Уже глубокой ночью я, наконец, говорю Коле, чтобы он отвез меня домой. Еще слишком рано. Я дам ей еще несколько дней, чтобы остыть. Потом мы поговорим.
* * *
Через два дня приходит посылка. Большой прямоугольный предмет, завернутый в коричневую бумагу, и на нем написано мое имя беспорядочным почерком Нины. Я кладу его на свой стол, обвожу пальцем буквы, которые она написала, и начинаю разрывать бумагу.
Это картина.
Обнаженная женщина стоит на коленях посреди поля из мусора и пепла, ее спина выгнута дугой назад, руки слегка подняты над головой к грозовому небу. Черные волосы развеваются на ветру, часть их закрывает лицо. Длинное черное копье воткнуто в середину ее груди, и толстый слой красной краски стекает с раны по ее обнаженному телу. На другом конце копья сидит одинокий стервятник, словно в ожидании.
Автопортрет, который она мне обещала.
Я встаю и смотрю на лужайку за окном до захода солнца, затем возвращаюсь к столу. Положив локти на деревянную поверхность, я зарываю руки в волосы и смотрю на картину, замечая мелкие детали, которые пропустил в начале. Как выделяются вены на шее женщины, словно она напрягается. Красные слезы, падающие по ее щекам. Черные трещины на коже ее груди, где копье пронзило ее — толще вокруг раны и все тоньше по мере того,
