никого не уведомила. Отец там рвет и мечет, а мне все равно. А уже думала, фамилию поменять, чтобы ни к Чернышовым, ни к Белецким никакого отношения не иметь. Бабушкину вон фамилию возьму и стану ей внучкой. Почти, как Снегурочка.
— Не торопись с фамилией. мне со стороны виднее. Чернышов младший как там?
— Иван говорит, что в следственном изоляторе. Глеб Михайлович тоже там, боюсь, что и папу скоро привлекут.
— И будет это трио думать о том, как исправить ошибки молодости.
— Переживаю за отца. Но Чернышов его за собой точно потянет, другого варианта нет. Я раньше наивной была, многое не видела, а сейчас понимаю, что там и криминал, и гибель людей. Там, наверное. на пожизненное наберется, так отец и внука или внучку не увидит.
— Лин, да он и не горит желанием увидеть. Ты еще Артура оплакивать начинай, что за “вьетнамские флешбеки”. Эти люди тебя едва не угробили. Даже если виноват только Артур, то с молчаливого согласия родителей. Выбрасывай их из головы, пусть всем достанется по заслугам. Настраивайся на новый лад, все будет хорошо.
— Доброе утро, не помешаю? — голова Ивана появилась из дверного проема.
— Проходите, молодой человек. У вас есть около получаса?
— Найду чем помочь, — Теперь уже Иван полностью появляется в палате. В руках букет хризантем и большой пакет. — Я тут запеканку приготовил. Не знаю, любишь ли ты изюм, я его в контейнер положил, а то я с ним не особо в ладах.
— А выйдете с Линой погулять, хоть на чуть-чуть. Пусть воздухом подышит, вы ей что-нибудь увлекательное про запеканку или изюм расскажите, чтобы настроение на высоте было. Справишься?
— Так точно, — Иван становится в выправке, стучит пятками, как солдаты на параде. — А в кино нам можно?
— В кино? — голос врача становится слащавым, похоже, у них с Иваном какой-то заговор. — Ну только если на комедию или мультики. Кофе и газировка, ну и алкоголь естественно, под строгим запретом.
— Конечно, морковку и яблоко подготовлю.
Доктор уходит, а мы остаемся наедине.
— Моего отца посадят? — смотрю Ивану в глаза, не хочу, чтобы он мне врал. — Я выдержу, только скажи правду.
— Я не знаю. У него очень сильный адвокат. Есть вероятность, что они с Чернышовым-старшим получат или условный, или выйдут в зале суда. Я не знаю, что там по доказательной базе. Обвинительная сторона тоже очень сильная, доводов много. Но посадят очень вряд ли. Там медицинская история какая-то серьезная, кажется. Я толком не знаю.
— Да, у папы некомпенсированный диабет, есть проблемы с сердцем. Не хочу, чтобы его посадили.
Я понимаю, сколько всего отец мне сделал, и то, что я сейчас в таких условиях тоже его в чем-то вина. Но тюрьмы ему точно не желаю.
— Ты одевайся, а я к тебе спиной повернусь, буду новости рассказывать, — поворачивает стул спинкой к себе. — Светлана Леонидовна приходила, показания давала. Прикинь, она не отказалась от своих слов. Просит, Артуру или колонию-поселение, или домашний арест, под браслет. Правда, на ней лица нет, мне кажется, она вполовину похудела. И постарела лет на десять за последнюю неделю.
— Сильная женщина. Очень сочувствую ей. Мы и пока жили, она, как я сейчас понимаю, одна из моих родственников ко мне по-человечески относилась. Печально, что с этим нам пришлось столкнуться.
— Прости, врачу обещал только хорошие новости и прекрасное настроение, а сам все испортил. Лин, пойдем погуляем.
Накидываю куртку, в которой меня привезли. Выходим на больничную территорию. Листья почти осыпались, было почти лето, а сейчас поздняя осень.
— Все хорошо, я же все равно не могу не думать о родных людях. Даже после всего.
Сильный порыв ветра, пыль и песок несутся в потоке.
Иван быстро обнимает меня, подставляя свою спину под ветер.
— Прости…
— Не надо так делать, — отодвигаюсь от него.
— Как? Я просто закрыл тебя от ветра, в этом не было никакого другого подтекста. Тебя мне доверили, сказали вернуть в целости и сохранности, вот, и защищаю, как умею.
Неудобно, что налетали на Ивана ни за что. Это все врач со своими намеками.
— Ты когда с бабой Настей ко мне в участок пришла, ну когда Олега спасали. Я подумал, что ты хабалка деревенская, уж прости. Ты так громко возмущалась, выпячивала себя и горланила, что Чернышова Ангелина жива и это ты. А потом, там в недостройках, я увидел тебя другую. Тихую, одинокую, что ли. А какая ты?
— Нормальная. Не хабалка, я и голос редко повышаю, может, потому, что меня всегда подавляли близкие. Но и не социофобушек. Говорят, — мечтательно улыбаюсь, — когда-то я была веселой, неунывающей, умной. а потом что-то покатилось не в ту сторону. Но я себя соберу обратно, теперь я в этом уверена. Странно, что уже в больнице, я посмотрела на наши отношения со стороны — проняла, как со мной нельзя. Теперь мои границы крепки, никому их не сломать.
Глава 50. Разговоры по душам
— Вы Лина? — стройная, на вид сильно замученная девушка заглядывает в палату. — Нам с вами нужно поговорить.
Интересно, кто это? Ко мне уже и журналисты за комментариями под видом и младшего персонала проскакивали, и какие-то люди, которым свекры занесли денег, пытались мне внушить, что Артур — хороший человек.
— Мы с вами не так давно встречались. В детском магазине.
Девушка смотрит на меня огромными, но такими уставшими глазами.
— Я тут с вами по соседству лежу, правда, в социальной палате. На контрактные роды у меня были деньги, но ваш муж их украл. В очередной раз обманул, и три миллиона фьють — и как и не было.
— Вы Карина? — не пойму, стоит ли ждать от нее агрессии в свою сторону, или она просто зашла поделиться со мной информацией, что не только со мной Артур пробил дно.
— Что сильно изменилась?
— Не знаю, я не рассматривала вас при нашей встрече. А что касается Артура, то он мне бывший муж. Все его косяки вы можете ему в СИЗО отправлять или любимым родителям.
Девушка проходит в палату, садится на стульчик у холодильника. И закрывает голову руками.
Как мне на это реагировать? Подойти обнять, попробовать помочь или гнать поганой метлой?
— У вас все нормально? Вы ребенка на кого оставили?
— Ребенок в реанимации, он родился немного недоношенным и сильно незрелым. Легкие не раскрылись. Мне нужны деньги на лечение и реабилитацию сына.
— Это ребенок Артура? — может, если и подключить Светлану Леонидовну, то можно что-то сдвинуть.
— Нет. Родители Максима,
