Тетя Триша звонила часто при любой возможности, но однажды она сообщила плохие новости. Ее шоу потерпело неудачу на Бродвее, и она решила отправиться на гастроли. Через неделю они будут на другом конце страны. Она обещала звонить часто, как только сможет. Я очень расстроилась, так как надеялась навестить ее в Нью-Йорке.
Наконец, чтобы чем-то занять себя, я решила вернуться к музыке. Я снова начала играть на рояле. Мистер Виттлеман звонил, чтобы узнать, как я поживаю, и я решила вернуться к занятиям. Я сказала, что дам ему знать. И подумала, что будет лучше, если для начала я поупражняюсь самостоятельно, чтобы достигнуть того уровня, на котором я была до этой трагедии.
Сначала мне было трудно сесть и пробежаться пальцами по клавиатуре. Когда я переворачивала страницы нот, перед глазами вставала гордая улыбка мамы. Я никогда раньше не понимала, какую важную роль она играла в моем музыкальном развитии и как важно было для меня порадовать ее. Теперь с ее смертью вокруг меня образовалась пустота. Мне казалось, что я играю машинально, безжизненно, пусто, но, по-видимому, дядя Филип думал иначе.
Однажды днем я попыталась освежить в памяти сонату Бетховена. Вдруг я ощутила, что музыка мной овладела и на некоторое время унесла меня из моего грустного мира. Я была так захвачена этим, что не услышала, как вошел дядя Филип и сел. Когда я закончила, он захлопал. Я резко повернулась и увидела, что он сидит и улыбается.
– Я так рад, что ты вернулась к занятиям музыкой, – сказал он. – Твоя мама была бы тоже рада, Кристи.
– Но теперь все по-другому, – ответила я. – Все изменилось.
– Все будет хорошо, – пообещал он. – Предоставь это времени и продолжай занятия.
Он так был этому рад, что превратил это в главную тему для разговоров за ужином в тот вечер. Тетя Бет улыбнулась и сказала что-то подбадривающее. Только близнецы были мрачными.
Джефферсон, как обычно, ел спокойно, не разговаривал и вышел из-за стола, как только ему разрешили. Ужины никогда уже не станут для него прежними, никогда там больше не будет того уюта и тепла, когда мама, папа и мы с Джефферсоном сидели за столом и болтали, подтрунивая друг над другом. И миссис Бостонн выйдет больше из кухни с упреками в адрес папы, за то, что он дразнит нас с Джефферсоном. Она всегда нас защищала так же, как и мама.
Я продолжала заниматься музыкой, и два дня спустя у меня был первый урок с мистером Виттлеманом. Он сказал, что я достигла замечательных результатов и даже исправила кое-какие ошибки. В тот вечер дядя Филип умолял меня сыграть что-нибудь для семьи после ужина. Я попыталась отказаться, но он все упрашивал и упрашивал, и мне стало неудобно. Наконец я согласилась. После того, как был подан десерт, все, включая Джефферсона, пришли в кабинет и сели позади меня. Я играла ноктюрн Шопена, который разучила с мистером Виттлеманом.
Когда я закончила, дядя Филип встал и зааплодировал. Тетя Бет сделала то же самое. Ричард и Мелани немного похлопали, но выглядели очень раздраженными.
– Это было так грандиозно, совершенно бесподобно! – воскликнул дядя Филип. Он повернулся к близнецам. – Ваша двоюродная сестра когда-нибудь станет известной пианисткой, и вы будете гордиться, что вы ее родственники, – сказал он им. Казалось, они не обратили на это внимания. – Я с нетерпением жду, когда отель будет восстановлен и начнется новый сезон, – продолжал дядя Филип, – Кристи сможет тогда играть для наших гостей. Мы будем предметом зависти для всех курортов на побережье: от Мэна до Флориды.
Он бросился ко мне и поцеловал меня, но уголками глаз я заметила, что Мелани сникла. Это слишком пышное посвящение дяди Филипа смутило меня, но, если уж он начал, то ничто его не могло остановить. Наконец Джефферсон попросил включить телевизор, и мы с ним получили возможность удалиться. Близнецы редко смотрели с нами телевизор. Они обычно читали или слушали музыку, или играли в какую-нибудь настольную игру.
На следующий день, когда я пришла в кабинет и села за рояль, чтобы приготовиться к очередному занятию с мистером Виттлеманом, то, дотронувшись до клавиатуры, я завизжала от ужаса. Миссис Стоддард и тетя Бет прибежали на мой крик из кухни, а близнецы мгновенно спустились вниз.
– Что случилось? – спросила тетя Бет. Я держала руки поднятыми, а кисти безвольно повисли.
– Кто-то… – Я не могла говорить. – Кто-то облил клавиатуру медом! – закричала я. – Мой рояль испорчен.
Ричард и Мелани приблизились и уставились на клавиатуру. Мелани дотронулась до клавиш и понюхала кончик своего пальца.
– Ага, – кивнула она, повернувшись и показывая его миссис Стоддард и тете Бет.
– О, дорогая, – воскликнула миссис Стоддард, качая головой. – Как это ужасно!
Тетя Бет порозовела от гнева.
– Это мерзкий, мерзкий проступок, – объявила она. – Я должна немедленно рассказать все Филипу.
Она выскочила из дома, миссис Стоддард побежала на кухню за тряпкой, но было бесполезно пытаться удалить мед, так как он протек между клавишами и затек под них так, что они прилипли.
– Это бесполезно, миссис Стоддард, – сказала я. – Нужно послать за кем-нибудь, чтобы убрать рояль отсюда.
– Мне так жаль, дорогая. Это так жестоко и ужасно!
Я вздохнула и, собрав ноты, пошла звонить мистеру Виттлеману, чтобы рассказать ему все, перенести занятия и узнать, нет ли кого, кто мог бы починить рояль. Он не мог поверить моим словам. Он был вне себя от гнева.
– Это непростительная выходка, – заявил он. – Кто бы это ни сделал, он – варвар.
Вскоре после разговора с мистером Виттлеманом вернулась тетя Бет с дядей Филипом и отвела его в кабинет, где стоял рояль. Он покачал головой, и на его лице появилось выражение брезгливости.
– Кристи, мне так жаль, – проговорил он. – Мы докопаемся до истины.
– Я только что разговаривала с мистером Виттлеманом, он подыщет кого-нибудь, кто сможет очистить клавиатуру.
– Хорошо.
Мы все повернулись на звук шагов Ричарда и Мелани, спускавшихся по лестнице. Оба они появились в дверях, задыхаясь от волнения.
– Отец, – сказал Ричард, – посмотри, что я нашел.
Он протянул небольшое кухонное полотенце. Тетя Бет медленно взяла его у Ричарда.
– Оно все в меде, – удивилась она. – Кто-то вытирал руки об него. Где ты это нашел, Ричард?
– В шкафу, на стороне Джефферсона, – ответил он, самодовольно кивая, словно подтвердились его подозрения.
– Этого не может быть, – возмутилась я. – Джефферсон никогда бы такого не сделал.
– Но я же нашел это у него, – настаивал Ричард.
– Ты врешь. Мой брат не сделал бы этого. Тетя Бет повернулась к дяде Филипу.
– Где он? – спросила она.
