Краска текла по ее щекам, точно солнечные лучи, разливаясь по ней, согревая, завораживая ее. Волны желания захлестывали ее чувства, как бешеные лесные потоки, несущиеся по отшлифованным ими камням. Она позволила этим ощущениям затопить ее, вызвать у нее влагу.
— Знаешь ли ты, что в племени Осаге делает муж с самой любимой женой?
Свободной рукой он зарылся ей в волосы, откинув ей голову назад. Она заблудилась, совершенно заблудилась под взглядом его серых глаз.
Она покачала головой.
— Он метит ее, ставит клеймо на своей самой любимой, чтобы это увидело все его племя.
Сердце у нее заколотилось, когда он добрался до макушки и развел волосы указательным пальцем, пальцем, жирным от красной краски.
— Он красит ее в красный цвет, такой же, как у земли, на которой живет племя Осаге. Это цвет мужской страсти и гордости за свою жену. За свою женщину. За свою подругу. — Палец задвигался взад и вперед по пробору. Губы у него прижались к ее уху. — Я бесстыден даже перед лицом собственного племени. Я хочу, чтобы все видели, что я испытываю к тебе, Скай. Мое Утреннее Небо.
Нижняя губа у нее дрожала, когда его рот стал тереться о ее рот.
— Твоя рубашка сводила меня с ума весь день. Я видел, как колышутся твои груди. Груди такие мягкие и такие вкусные.
— Волк! — Соски ее ждали влажного прикосновения его языка, сосущего движения губ. Она выгнула спину, предлагая себя.
— Ни одна женщина не может быть такой вкусной.
Соски у нее напряглись, когда к ним прикоснулись сосущие губы. Она вдавливала груди все глубже и глубже ему в рот, желая, чтобы он попробовал ее всю. Кожа ее горела, когда она ощущала прикосновение зубов к каждому из торчащих пиков.
Он опять полез за краской. На этот раз он поднял руки, втирая голубое в обе ладони.
— Мягкая, бледная кожа. Где бы я тебя ни тронул, везде мне кажется, будто я лечу по воздуху.
Она откинула голову назад, когда он взял ладонями обе груди. Плоть, которая столько месяцев находилась в спячке, ожила. Его руки овладели ею, позволили ей выпустить давно сдерживаемые эмоции на свободу, под вольный ветер. Пальцы его как бы формовали деликатные ее очертания, скользя по ней, накатывая на нее голубую краску, точно земля спаривалась с безоблачным небом.
— А теперь ты на самом деле моя. Сделай же меня твоим. Раскрась меня. Раскрась меня своими цветами, Скай. Потрись о меня. Преврати свое тело в живую кисть.
— Голубизна от твоего Неба. — Она подползла на коленях совсем-совсем близко, пока ее груди не уперлись в его грудь. Стон наслаждения сделал ее более решительной и отчаянной. Как соблазнительная распутница, она опустила плечи и отодвинулась.
Потом воздела руки высоко к небесам, вообразив себя раскрашенным исполнителем танцев племени Осаге. Раскачиваясь, она уселась у него меж бедер, пододвигая груди все ближе и ближе, пока его обнаженная грудь не оказалась от них на расстоянии шепота.
Где-то далеко бой барабана Осаге накладывался на звуки любовной флейты. Тело ее подхватило примитивный ритм.
Двигаясь в такт барабанному бою, она пользовалась телом, как тонкой колонковой кистью, и ее груди выписывали липкие завитушки на его груди. Чувственные прикосновения ее грудей охватывали всего его, дразня в одинаковой степени их обоих.
Чувствуя необходимость не отрываться от реальности, она запустила пальцы в ночной шелк его волос. Она подтянула его лицо к своему, потерлась щеками о его щеки, раскрашивая его солнечным сиянием. Пылающий огонь его тела слился с ее солнцем. Бледная кожа с голубыми подтеками прижалась к его бронзовой груди.
— Мой дикий, дикий Волк! Наконец-то ты меня нагнал!
Он откинул ее, расстегнул ей джинсы, а затем сделал так, что от них и от ее штанишек осталось одно воспоминание. Теперь она была такой, какой, как он осознавал, она и должна быть: нагой, лежащей перед ним, как экзотическая радуга. Он занял свое место, сверкая над ней, радуясь чуду зовущей его женщины.
Когда он понял, что больше не вынесет радостной боли желания, то сказал:
— Ты вошла в мой мир. Скажи, что останешься. Скажи, что мы вместе построим свою жизнь.
— Я готова попробовать, если ты готов.
— Скажи, что ты после пау-вау едешь со мной домой.
— Да. Да.
Он подтянулся поближе, коснувшись грудью ее грудей. Рот его обжег ее рот, губы раскрылись. Язык его заплясал и встретился с ее языком.
— Без тебя нет ничего, одна лишь пустота. Я люблю тебя, Скай. И нуждаюсь в тебе.
Она подтянулась к нему, упиваясь могучей его силой, готовностью и жаром. Он улегся меж ее бедер, она же плотно зажимала его ноги своими ногами.
Он позволил своему телу всем весом вдавить ее бедра в лежащий под ними мех.
— Дай мне ощутить тебя. Ощутить, как глубоко я вошел в тебя. — Он как бы втерся своими бедрами в ее бедра и замер.
— Я так глубоко проник в тебя, Скай. А ты такая влажная от желания!
Она туго сжала свое женское лоно, взяв его в плен. Еще туже. Свободнее. Снова туже.
— Господи, да ты там все сжимаешь и разжимаешь, как кулачок! Ты же выдавливаешь из меня жизнь! Не могу… То есть… Прости меня, любовь моя. Я хотел сделать это медленно.
— Не надо медленно. Пожа-а-алуйста!
Он привстал над ней.
Она приподняла бедра.
Он резко вдавился вглубь.
Она раскрылась.
Он заработал, словно поршнем.
Она не просто пошла ему навстречу.
Он взял ее и стал обладать ею как-то по-новому. Первобытно. С полной самоотдачей. Бедра ее колыхались, словно волны. Губы ее искали его губы, переполненные бешеным, ненасытным желанием слить с ним каждую точечку. Рот прильнул и присосался. Языки сплетались так же, как сплелись их тела.
— Крадущийся За Добычей Волк! — выкрикнула Скай. Точно взвыла одинокая, жаждущая пра-волчица, напевая имя возлюбленного, исполняя любовную мантру, но зато, когда его голос стал вторить ее голосу, ускорилось биение их сердец, а дух их воспарил к солнцу.
Они не отрывались друг от друга, переполненные экстазом. Тишину нарушал лишь стук бьющихся сердец. Первой зашевелилась Скай.
— Не надо. Хочу, чтобы ты никогда не отрывался от меня. — Руками он притянул ее за плечи. — Здесь твое место. Здесь ты и должна быть.
Чувствуя себя совершенно сытой, она уткнулась лицом ему под подбородок.
— Хочешь пить?
— Хочешь есть?
— Нет. Я сыт везде и весь. Совершенно сыт. — Он закатился набок, увлекая ее за собой. — А ты?
— Со мной то же самое.
Она пристроила голову поближе к его бьющемуся сердцу и прислушалась к тому, как неровные толчки сменяются размеренным ритмом.
— Я так много узнала о твоем народе…
