от человека, не желавшего, чтобы мы помирились, поэтому ему я поверила сразу, — уже Кир не захотел меня слушать. Не простил, что я поверила не ему, а его врагу Фролову. Ну и еще развязные танцы и пьяные неоднозначные тисканья меня с Фроловым, которые он постил в мой акк в соцсетях.
Конечно, он делал это намеренно.
И у него получилось задеть Кира. Я помогла…
Что это, как не предательство? Мое предательство.
По-настоящему Кирилл ничем меня не обидел. Только тем, что сразу не сказал правду. Но сказала бы я на его месте? Не факт…
"А потом?" включается в диалог моя язвительная "я".
А потом я пришла к нему со своим предложением. И он не отказал мне. Он сыграл в моей команде, хотя я этого не заслужила. И я снова его предала.
Снова поторопилась с выводами, вместо того чтобы поговорить с ним.
Я боялась, что он меня обманет. Но пока обманывала только я…
И это я своими тупыми решениями отняла у нас тринадцать лет! И возможность быть семьей. И отца у Евы…
Чувствую, как из-под век на щеки начинают скатываться слезы. Я не пытаюсь их остановить. Пусть.
Но уже в следующую секунду моя дверь распахивается, и меня достаточно грубо вытаскивают из машины.
Открываю глаза и одновременно рот, чтобы возмутиться и закричать, если потребуется, но его запечатывают поцелуем.
А еще раньше я чувствую его мужской запах.
Кирилл!
Мы встречаемся глазами.
Его губы буквально впиваются в мои. Ласкают и терзают. Нежно и требовательно. Ненасытно.
Его руки, такие знакомые и нежные, обвивают мою талию. Секунда — и я распята на боковине собственной машины.
Ловлю себя на том, что жадно отвечаю ему. Сопротивляться мне и в голову не приходит.
Да и как этому можно сопротивляться?!
Напору, натиску и сметающей с ног мужской энергии.
Я тону в его запахе, а его горячая ладонь крепко удерживает мою голову, не позволяя отстраниться. Телом он впечатался в меня, поэтому и выскользнуть я тоже не могу. Да и не хочу.
Хочу просто насладиться тем, как его язык танцует в паре с моим. Старый знакомый танец. Но такие новые ощущения.
Вскинув руки, зарываюсь пальцами в его волосы.
Ммм…
Я окончательно уплываю. И едва не хнычу вслух, когда он отрывается от меня. Тяжело дышит.
— Что это было? — выдыхаю я.
— Мотивация. Моя версия, — усмехается он мне в губы и вновь пленяет нижнюю.
Посасывает и покусывает. Заигрывает.
— И на что ты меня таким образом мотивируешь? — отчаянно пытаюсь сохранить твердость голоса и ясность рассудка, вцепившись ноготками в его плечи.
— На правильный ответ. Ты мне его еще не дала.
— Разве? Мне казалось…
— Не помнишь, на капоте тачки у нас уже было? — спустившись губами ниже, мурлычет мне в шею.
Оставляет влажную дорожку на ключице, скользит еще ниже к груди…
А-ах…
Взгляд мутнеет от этих ощущений. Дыхание вновь учащается, а колени подкашиваются.
Я оседаю в его руках, но Потемкин не позволяет мне упасть, легко возвращая на прежнее место.
— Не помню, — бормочу еле слышно.
Я сейчас и имя свое не вспомню и, вообще, с трудом отображаю действительность. Я словно во сне. В лучшем из тех, что снились мне за годы без него.
Но о чем это он? До меня начинает доходить, где мы и что мы делаем.
— Что? — отталкиваю его. — На капоте?
Он ловит мои руки и вновь вжимается в меня, смеясь.
— Тише, тигрица. Я просто проверял, насколько ты не в себе.
— Я в себе! — чувствую, что густо краснею, и радуюсь полумраку паркинга.
— Я тоже хочу быть в тебе, — касаясь губами моего виска, шепчет тихо-тихо, посылая новую лавину мурашек по моему телу.
Ежась, упираюсь ладонями ему в грудь.
— Отпусти, пожалуйста. Кирилл… — придаю суровости голосу.
Заглянув мне в глаза, медлит, все же выпускает. Я торопливо отлипаю от полированной стойки и отшагиваю от него.
Но оказавшись вне окружения, вдруг ощущаю холод. И неловкость. Не знаю, куда себя деть, словно без контакта с ним я неполноценная.
Я не я.
— Мне пора, — делаю шаг к дверце.
— Увидимся вечером?
— Если Оля от тебя съедет, — обещаю я.
Телефон на магнитном холдере на приборной панели загорается входящим вызовом.
Шагалов!
Сажусь и отвечаю на звонок.
— Мать, ну ты где? Нам уже пора ехать.
— Я скоро.
— Маргарита Александровна, — у ворот встречает меня и подъехавшего на своей машине Шагалова взведенный субподрядчик, высокий мужчина в костюме и строительной каске. — Если вы эту мать драконов не уймете, то мы сворачиваем свою деятельность на этом объекте. И это не пустая угроза.
— Что опять случилось? — скрыть досаду у меня не получается, Рома рядом тоже закатывает глаза.
Такие заявления то я, то он выслушиваем едва ли не каждый раз, когда приезжаем в КП. К счастью, со мной в последнее время это происходит все реже. Мои сотрудники справляются без меня.
— Эта зараз… заказчица, — исправляется он, но посыл я понимаю — точнее не скажешь, заразчица и есть. — Достала всю бригаду. Двое уже отказались работать на данном проекте вплоть до угрозы увольнения. А у неё все новые доё… придирки. Разбирайтесь с ее закидонами сами. Мы либо работаем, либо нет.
— Что на этот раз её не устроило? — вздыхаю обреченно.
Мне тоже хочется — и давно — послать все и всех на фиг, но приходится засовывать свои желания в известное место и продолжать крутиться в этом чертовом колесе.
— Сначала она заставила нас приделать все до единой — а их, смею напомнить, больше тысячи штук — висюльки эти дебильные на каркас люстры. Я говорил, что с висюльками она станет неподъемной, и ее установка на потолок сильно усложнится. Но разве она слушает? Такую морду сделала… — он отчетливо скрежечет зубами, проглатывая ругательство. — Мне пришлось снять рабочих с других работ и еще вызвать дополнительных. Потому что люстра эта весит больше трехсот килограммов, а высота тут…
— Как триста? Было же сто пятьдесят, — влезает Шагалов.
— Это без висюлек, видимо, взвешивали, — разводит тот руками. — Короче, мы подняли люстру, подвесили ее на крюк, но еще окончательно не закрепили. Инструмента одного не хватает — мои обормоты его забыли. Трогать ее сейчас нельзя, а она требует поправить свои хренульки, которые, видите ли, при установке зацепились друг за дружку и не болтаются, как должны.
Прораб издевательски искажает слова Кошкиной. Но я хорошо представляю, какой интонацией и с каким выражением лица она говорила ему их.
