и… не нужны мне ее извинения, боже! В какой-то мере я даже могу ее понять. Нагулял мужик с кем-то дочку, притащил в дом, как тут радоваться?!
– Прости, прости, прости…
Она притягивает мою руку и начинает целовать. Это все – какой-то кошмар! Как он вообще стал возможным? Мне это не надо. Зачем? Из последних сил вырываюсь, но в эту женщину будто бес вселился – силы в ней намного больше, чем у меня.
– Перестаньте, прекратите, пожалуйста! Что вы делаете?
Меня трясет от отвращения. Просто потому что такое унижение, за которым не стоит искреннее раскаяние, не укладывается у меня в голове. Если бы ей действительно было жаль, мы бы просто поговорили, может, обнялись даже, поплакали, вспоминая папу, а потом, когда бы я уехала, стали бы созваниваться, чтобы поздравить друг друга с праздниками. Но это зачем? Зачем это, мамочки?
– Что здесь происходит? Мама…
Будто из ниоткуда материализуется Матиас. Хотя почему из ниоткуда? Он выходит из своей комнаты. Мы слишком шумели, чтобы нас не услышать. Но у меня уже перед глазами плывет, и потому внешняя картинка обретает киношные спецэффекты.
С отчаянием в глазах тяну к нему руку. Матиас выдергивает меня из этого кошмара. Прижимает к себе. Я опять плачу. Господи, сколько можно?!
– Что ты тут устроила? – рявкает Мат.
– Не надо. Все нормально. Все нормально, – повторяю я, лишь бы только они не поссорились. Еще одного всплеска эмоций я сегодня точно не переживу. – Она извинялась…
Повторяя эти самые бесконечные «прости», Марта начинает пятиться. Я всхлипываю от облегчения. Матиас оттесняет меня к двери и заводит в комнату. Я вся дрожу, уткнувшись мокрым носом ему в грудь. Нет, эти извинения, в общем-то, ничто в сравнении со смертью отца или тем, что я узнала о своей матери. Просто они – последняя капля. За ней – предел. За ней – конец света, который прямо сейчас и наступает.
– Тщ-щ-щ… – нашептывает Матиас, растирая мои спину и предплечья ладонями.
– П-прос-сти.
– Ты просто устала. Просто устала. Приляг.
Снова мы пятимся, только на этот раз я опускаюсь на упругий матрас. Мат укладывается со мною рядом. Ну еще бы, я не оставила мужику выбора, вцепившись в него мертвой хваткой. Скрюченные пальцы не разжимаются, сколько я ни пытаюсь как-то с этим всем совладать. Просто ногтями царапаю поверх футболки. И дышу ему в шею, широко распахнув рот. А он так ласково меня гладит… Перебирает пальцами разметавшиеся по спине пряди. Нашептывает что-то успокаивающее в ухо, да только из-за шума крови я не могу разобрать слов. Просто ощущаю, всем телом впитываю жар его дыхания. И оттаявшие мурашки бегут по моей коже. Разгорается едва тлеющий внизу живота огонек, и сердце отчаянной пульсацией разжимает ледяные оковы, выпуская боль и что-то еще… что-то еще, до этого мне неведомое.
Я чувствую бедром, как Матиас напряжен. Затаиваюсь. Скрюченные пальцы сводит. Еще сильнее его притягиваю. Жар затапливает легкие, выжигает вмиг кислород и поднимается вверх – во рту становится сухо.
Тук… Тук… Тук-тук. Это наши сердца в унисон.
– Матиас…
– Я на минутку.
– Нет. Не уходи.
– Анька… Малыш, ты не понимаешь, чем рискуешь, – невесело хохотнув, отводит налипшие на лицо пряди. – Я сейчас вообще не в себе.
– Ну и что. Я тоже!
– Натворим дел – будешь жалеть.
Ведем, считай, светские разговоры, а сами друг о друга как животные тремся. Уже ни черта не контролируя. Ни… черта. И все эти пререкания – так. Для отвода глаз. Для успокоения совести. Не знаю, как ему. А мне оно и не надо вовсе. Потому что я все для себя решила. Вот только что. Буквально в эту самую минуту. И если то, что мне ни капли не стыдно, делает меня безнравственным чудовищем, пусть. Жизнь нечасто меня баловала. Так что не в моем характере отказываться от редких подарков, которые она преподносит. Да и просто не в моих силах пережить этот день одной…
Отрываюсь от груди Матиаса, поднимаю глаза… Брат, да? Как бы не так. Даже не стоило и пытаться себя обманывать. Я с первого взгляда влюбилась в него, как кошка. У нас просто не было шансов этого избежать. У меня не было.
Как будто совершенно себя не контролируя, Матиас проводит огромной ладонью вниз по моему телу. По груди, животу, вбок, через бедро, ложится на задницу и забрасывает на свое бедро мою ногу. В воздухе разливается терпкий мускус желания. Между ног сладко пульсирует, влаги столько, что никакие другие прелюдии мне не нужны. Достаточно его голодного взгляда. И осознания – как же долго, как чудовищно долго я этого ждала.
Рука на ягодице с силой сжимается, втрамбовывая промежность в стояк. С губ рвется нетерпеливое мычание. Мат ловит его ртом, я дышу воздухом, который он выдохнул. Ощущение, что мы – сообщающиеся сосуды, усиливается. Голодно впиваюсь зубами в его строгие губы. Тяну вниз резинку шорт.
– Ты мне так нужен, так нужен… Мамочки…
Дрожим оба. Эмоции топят. Изредка выныриваю, набиваю легкие кислородом и снова начинаю его целовать. Пофиг, что мы несвободны. Я устала оглядываться на чувства других. Нет, я не могу… Я сейчас просто не могу делать это! Думать о них. Когда сама без него задохнусь.
– Ты такая красивая. Такая нежная…
Всхлипываю. Матиас стаскивает через голову мою футболку, я самым активным образом ему помогаю. Бесполезная тряпка отлетает прочь. Он приподнимается, чтобы разглядеть меня, обхватывает снизу грудь и, склонившись, начинает по очереди посасывать соски и лизать ареолы.
– Хочу тебя – умираю.
– Я тоже. Боже…
Рукой нетерпеливо освобождаю его плоть от одежды. Сжимаю пальцы вокруг напряженного ствола. Не могу удержать в себе хриплый стон. Почему-то уверена, что ласки он не оценит. Сходу с силой сжимаю пальцы и задаю темп. Матиас отжимается на руках, устремляя взгляд туда, где я ему профессионально отдрачиваю, стискивает что есть силы челюсти.
– Я с ума по тебе сходил.
– А сейчас?
– Окончательно тронулся.
– Говори, говори… Боже, мне нравится.
Сжав ноги, бесстыже об него трусь. Матиас шипит, просовывает руку между нами, помогая мне. Наши руки встречаются. Играют… Он проникает в меня, чуть сгибая пальцы в костяшках, будто ловя на крючок, наклоняется и шипит в ухо:
– Убить тебя хотел, когда представлял с узкоглазым.
Глаза подкатываются. Я всхлипываю от удовольствия, я плачу от чего-то еще.
