приезжала навестить нас перед смертью. Ей нравилось просто заезжать, ведь она жила в трех часах езды, и заехать к ней было не так уж и просто, но это была ее фишка. Когда я росла, мой дом был музеем. У каждой вещи было свое место, и это место никогда не менялось. Я никогда не придерживалась такого мышления. В нашем доме всегда было чисто, но не безупречно. Беспорядок — это часть жизни, потому что жизнь не предназначена для того, чтобы быть опрятной. Но это не значит, что я хочу, чтобы Джейкоб видел все это.
В дверь стучат, и мы, как степные собаки, услышавшие звук, поворачиваем головы в унисон.
— Черт. Так, Мел, ты сделай все, что можешь, с посудой, а ты Себ, пойди и убедись, что в ванной все в порядке. Я постою здесь.
Себастьян отдает мне честь, а Мелани спешит на кухню, чтобы сделать свою часть работы. Я приглаживаю волосы назад, как раз когда раздается очередной стук в дверь. Я делаю вдох и открываю дверь, широко улыбаясь.
— Привет.
— Привет, — он протягивает горсть полевых цветов. — Спасибо, что сжалилась надо мной.
— Они прекрасны. Спасибо, и не надо извиняться, мы рады, что ты у нас.
Он наклоняется.
— Моей следующей ступенькой была Магнолия.
Я разразилась смехом.
— Ну что ж, если я всего лишь на одну ступень выше Магнолии, то, похоже, ты должен мне гораздо больше, чем цветы.
— Назови это, и оно твое.
— Я подумаю об этом и сообщу тебе.
Он ухмыляется.
— Хорошо. И я с удовольствием заплачу ранним утром.
Я краснею и пропускаю это замечание мимо ушей.
Джейкоб входит в дом, и через долю секунды Себастьян выскакивает из-за угла.
— Джейкоб!
— Привет, чувак.
— Мама сказала, что ты будешь есть с нами. Тебе понравится ее лазанья.
Слава Богу, что единственный день, когда я действительно планировала ужин, был сегодня. Вчера вечером была ночь кино, а потом пицца, и я пытаюсь компенсировать тот факт, что готовлю не так часто, как того заслуживают мои дети, и готовлю грандиозное блюдо на следующий вечер. Лазанья — любимое блюдо в нашем доме. Этот рецепт мне дала моя соседка-итальянка, и он просто потрясающий.
— Не могу дождаться, когда попробую ее, — говорит Джейкоб.
— Как, по-твоему, прошли репетиции?
Я поднимаю руку.
— Нет, мистер. Вы не говорите о пьесе. Джейкоб здесь не для этого, он наш друг, и мы будем обращаться с ним как с другом.
Себастьян делает длинный вдох через нос.
— Разве ты не сказал, что мы должны расспрашивать наших друзей о том, как прошел их день?
— Хорошая попытка, сынок.
— Я внимателен, — снова пытается Себастьян.
— Ты подначиваешь, и мне это не нравится. Пьеса не входит в список разрешенных тем.
Джейкоб не нуждается в большем давлении, чем то, которое, как я знаю, он сейчас испытывает.
— Отлично, — ворчит Себастьян. — Как прошел твой день, если не считать пьесы?
Он хихикает.
— Все было хорошо, — Джейкоб перешел на низкий шепот.
— Часть пьесы тоже была потрясающей, но не говори маме.
Я закатываю глаза.
— Избавьте меня от всех мальчиков в моей жизни.
Себастьян и Джейкоб дают друг другу пять, а затем Себастьян отправляется в свою комнату, чтобы закончить игру до ужина.
— Он, наверное, играет со своими друзьями из Калифорнии, — объясняю я.
— Эй, я понял. Каким бы крутым я ни был, я все равно старый.
Я смеюсь.
— Уверяю тебя, ты превосходишь всех нас.
Он оглядывается по сторонам, а затем хватает меня за бедра, притягивая к себе. Я задыхаюсь, и тут же его губы оказываются на моих. Это не долгий поцелуй, но он все равно заставляет мои пальцы загибаться.
— Я скучал по тебе.
Мои руки лежат на его груди, и я вздыхаю, как те девушки в кино.
— Я видела тебя сегодня.
— Но я не смог тебя поцеловать.
— Нет, ты не смог.
— А мне очень хотелось.
Я все время хочу, черт возьми.
— Я рада, что ты это сделал.
Он снова наклоняется ко мне и дарит еще один поцелуй, уже не такой неистовый и чуть более сладкий. Клянусь, ему слишком легко удается поставить меня на колени. Мои дети могут войти в любой момент, но все, что меня волнует — это то, как его губы ощущаются на моих. Из кухни доносится шум, и Джейкоб отпускает меня. Я делаю шаг назад и пытаюсь привести свой пульс в норму. Мелани выходит, здоровается с Джейкобом, а затем направляется в свою комнату.
Джейкоб ходит вокруг, осматривая все вблизи.
— Дом выглядит великолепно, Бренна.
— Спасибо. Я старалась сохранить его целостность, тем более что раньше он принадлежал брату Девни.
— Джаспер был хорошим человеком. Жаль, что они с Хейзел погибли.
— Да, а поскольку Остин и Себастьян — друзья, я просто хочу быть осторожной, чтобы не навредить ему в этой ситуации.
— Уверен, они все это оценят, — говорит Джейкоб, продолжая оглядываться по сторонам.
— Ты дружил с Джаспером?
— Не очень. Он был старше меня, и я знал его не больше, чем старшего брата Девни.
Я схожу с ума от того, сколько на самом деле, между нами, общего в этом мире.
— Ты знал Люка? — спрашиваю я, удивляясь, почему я заговорила о нем. — Я спрашиваю только потому, что он мало рассказывал о своем детстве и о Шугарлоуф.
— Я могу это понять, — признается Джейкоб. — Я стараюсь не думать об этом месте и по возможности не возвращаться. Но с Люком я был знаком лишь вскользь. Мы не были друзьями, и я не входил в тот круг бейсболистов. Я общался со своими братьями, и все. Я не хотел приводить людей в свой дом.
— Что ж, надеюсь, что возвращение на этот раз будет лучше.
Джейкоб ухмыляется, его глаза пылают жаром.
— О, в этот раз в городе есть кое-что, что делает его бесконечно лучше.
— Правда?
Я вижу маленькую ямочку, которая появляется только тогда, когда он улыбается.
— Абсолютно.
— Это что-то или кто-то?
Он стоит передо мной, откидывая волосы со лба.
— Это ты, Бренна. Ты делаешь возвращение сюда лучше.
Я прикусываю нижнюю губу, когда жар заливает мои щеки.
— Из-за тебя очень трудно вести себя хорошо.
Его пальцы берут мои волосы, нежно спускаясь по прядям.
— Ты хочешь сказать мне…
Я делаю шаг назад, понимая, что один из нас должен это сделать, и я больше всех потеряю, если кто-то войдет. Я прочищаю горло, и Джейкоб снова обходит комнату. Он останавливается перед небольшим мемориалом, который моя свекровь попросила нас собрать. Я не хотела.
