Закидываю майку с легинсами в сумку-шоппер. Туда же кладу ноутбук и смену белья. Те самые вещи, что покупала сама. Даже платье, подаренное мне Сарычевым в первый день, оставляю.
Нашел как приручить меня!
— Чапа, иди сюда, — пристегиваю поводок к ошейнику. И ума не приложу, как мне с собакой до Москвы добираться. И так все сложно.
Но и оставить пса не могу. Мой он, никак не Феликса.
От обиды внутри закипает черная жгучая пена. Словно обволакивает меня всю, разъедает душу.
«Как ты мог? Как?!» — в который раз обращаюсь мысленно к любимому и не получаю ответа. Беру в руки телефон, намереваясь позвонить. И останавливаю себя.
«Не набивайся! Он же тебе не позвонил. Не извинился».
Ладно, завел его Морозов. Но уже прошло больше часа, мог бы и остыть. Спокойно бы поговорили. А так… Слишком быстро и спокойно предал меня Феликс. Значит, изначально был по другую сторону баррикад. И не любовь это. Не любовь…
Утираю слезы и в который раз понимаю, что не могу здесь остаться. В каком качестве? Жены? Так Сарычев женат на другой, и разводом там не пахнет.
Это я, дура, поверила!
Правильно в Шансоньетке пишут, кто я. Сожительница прокурора. Звучит ужасно.
Открыв приложение, ищу билет до Москвы. А их нет! На сегодня осталось одно купе в СВ-вагоне. Выкупаю его одним махом. Я работаю. Могу себе позволить. Зато до Москвы буду ехать спокойно. И Чапе целая полка полагается.
— Ну, все. Пока, — обвожу медленным взглядом холл. Печально смотрю на зеркала, висящие напротив. Солнце отражается в них и заливает светом всю комнату. От того и на душе становится радостно и светло.
Было. А теперь нет. Без взаимной любви все здесь чужое.
— Пора, — вызываю такси до вокзала. Наспех пишу прощальную записку и выхожу со двора, захлопнув калитку.
Вот все и закончилось.
По дороге на вокзал стараюсь не смотреть в окно. Честно говоря, я влюбилась в тихий и уютный Шанск. Встретила тут любимого мужчину. Мечтала о семье. Да мне нигде так хорошо не жилось, даже в родном городе!
Не хочу уезжать. Но и остаться не могу. Тяжело жить рядом с всесильным прокурором. Ходить с ним по одним улицам. Должно быть расстояние. И рамки.
А иначе точно с ума сойду!
На нетвердых ногах поднимаюсь по мраморным ступеням в здание вокзала, прохожу через детекторы на перрон. Сажусь в поезд, в последний раз оглядывая золоченые кресты на городском соборе.
Вот и все.
Чапа скулит, будто уже тоскует по Феликсу. Я реву и все выглядываю в окно в надежде увидеть Сарычева. Но никто не бежит по перрону, не кричит «Лара, вернись!».
Буднично стучат колеса, и проводница заходит проверить документы.
— Ты далеко, девонька? — смотрит на меня жалостливо.
— До Москвы, — прижимаю к себе Чапу и до конца не верю в происходящее.
— Там хоть встречают? — вздыхает она.
— Да, обязательно, — протягиваю ей паспорт. И как только остаюсь одна, выдыхаю с облегчением.
Я это сделала! Ушла от Феликса. Только почему-то вместо радости глаза закрывает пелена слез, и сердце рвется на части.
— Ты обедать будешь? — снова заглядывает ко мне проводница.
— Нет, спасибо, — мотаю головой. Мне сейчас кусок в горло не лезет. Отрешенно смотрю на проплывающие за окном привокзальные постройки и гаражи, глажу на автомате притихшего Чапу и реву от жалости к себе.
Поезд останавливается на какой-то маленькой станции недалеко от Агдальска. Пассажиры выходят на перрон размяться и покурить. Даже Чапа вертится юлой и поскуливает.
— Сиди спокойно, — пытаюсь угомонить малахольного йорка, но он крутится у меня в руках и, спрыгнув на пол, звонко лает.
— Прекрати, иначе нас высадят! — прикрикиваю на собаку. Подхватываю Чапу на руки, пытаясь успокоить.
— Надо было вообще в поезд не пускать, — открывается дверь, и в купе входит Сарычев. — Мне бы меньше мороки, — забирает у меня радостного пса и садится напротив.
— О господи, как ты меня нашел? — охаю я, кулем опускаясь на свою полку.
— Чапа подсказал, — усмехается печально. — Где твои вещи? Сейчас выходим, Лариса. Поезд стоит три минуты, — строго глядит на часы.
Спонтанно кошусь на шоппер и тут же отворачиваюсь. Но Феликс моментально все понимает. Встает с места. Подхватывает мою сумку, прижимает собаку к груди, а другой рукой технично берет меня за локоток.
Только не хватает избитой фразочки «Пройдемте, гражданка!».
Делать нечего, иду следом.
— У тебя все в порядке, девонька? — настороженно окликает меня из своего купе проводница.
— Я ее муж, — грозно заявляет на ходу Феликс. Спрыгивает сам на перрон, а потом, сунув Чапу в мою сумку, аккуратно спускает меня.
Взяв за руку, ведет через маленькую станцию. Здоровается с кем-то.
На ходу целует меня в висок и шепчет тихо.
— Больше не убегай от меня, девочка. Я чуть с ума не сошел.
— Что это за станция? — ошалело глазею по сторонам. И как всегда удивляюсь оперативности Сарычева.
— Моя. Марфинская, — ухмыляется он довольно. — Я же местный пацан, Лара. Тут вырос, учился в Агдальске.
— И что теперь? — спрашиваю, как только мы подходим к припаркованной на инвалидном месте машине. И сама себя ругаю за мягкотелость. Вот зачем вышла? Ехала б в Москву, как и решила. Подумаешь, Сарычев в вагон заявился!
— Что? — смотрит он на меня непонимающе. — Я думал, между нами все обговорено, Ларочка.
— Я тоже думала, — огрызаюсь раздраженно. — А оказалось, я Шансоньетка и Канарейка в одном флаконе. Тебе даже в голову не пришло защитить меня. Вылил на меня ушат грязи и смылся куда-то!
— Никуда я не смывался, — обиженно тянет Сарычев. — Поехал в Агдальск за детским заказом. А ты что подумала, дурочка маленькая?
— Ничего я не подумала! Просто так не поступают! Ты даже пальцем не пошевельнул…
— Да что я сделал-то? Тима предупредил, я поговорил с тобой как с взрослым человеком. А ты ведешь себя как ребенок! — рычит Феликс, не обращая внимания на прохожих. — Короче, — открывает дверцу Ленд Крузера. Запихивает мою сумку и собаку на водительское сиденье и достается с заднего дивана огромный букет роз. — Выходи за меня, Лара! — предлагает без всякого перехода. — Хватит уже бегать!
Невыносимый человек. Просто невыносимый. Толком не извинился, прет напролом. Да и какая свадьба, если он еще не развелся?
В замешательстве смотрю на цветы, а Феликс, как фокусник в цирке, уже надевает мне на палец кольцо с бриллиантом.
— Давай поженимся? — под любопытные взгляды зевак сгребает в охапку.
Из машины доносится радостный собачий лай. Прохожие останавливаются. Машины сигналят. Но Сарычеву все
