— Мне очень жаль, Родни.
Он предпочел хранить оскорбленное молчание. Развернувшись на каблуках, Родни отправился к выходу, но Джордж оказался там первым и распахнул перед ним дверь.
— Какая жалость, что ваш визит закончился столь плачевно. Вам обязательно нужно приехать в Кала-Фуэрте позднее — летом здесь гораздо интереснее. Уверен, вам понравится кататься на водных лыжах, и плавать с аквалангом, и рыбачить. Очень мило с вашей стороны было заглянуть к нам.
— Только не воображайте, мистер Дайер, что мои партнеры спустят это вам с рук.
— Что вы, я и не надеялся. Уверен, что у мистера Артурстоуна найдется чем мне пригрозить, так что через некоторое время я получу крайне суровое письмо. Может, подбросить вас до деревни?
— Благодарю, я предпочитаю пройтись.
— Ну, chacun a son goût.[1] Очень приятно было познакомиться. До свидания.
Не ответив ни слова, Родни, разъяренный, вылетел из дома. Джордж посмотрел, как он поднимается по холму, а потом захлопнул дверь и обернулся.
Селина неподвижно стояла в центре гостиной, где ее оставил Родни. Казалось, она ждет, что Джордж тоже погрузится в глухое молчание, однако вместо этого он произнес своим самым корректным тоном:
— Если ты всерьез собиралась за него замуж, тебе немедленно надо к психиатру. Ты полжизни провела бы, переодеваясь к обеду, а вторую половину — отыскивая в словаре его заумные словечки. Кстати, кто такой этот Артурстоун?
— Старший партнер в конторе, где работает Родни. Он очень старый и страдает подагрой.
— И он должен был вести тебя к алтарю?
— Больше желающих не было.
В ее признании ему почудился двойной смысл.
— Ты имеешь в виду мистера Артурстоуна или Родни?
— Видимо, обоих.
— Думаю, — неторопливо ответил Джордж, — ты просто страдала тяжелой формой психологической зависимости, потому что не имела отца.
— Наверное, так и было.
— А что сейчас?
— Больше не страдаю.
Она снова поежилась, и он улыбнулся.
— Знаешь, Селина, я никогда бы не поверил, что можно так хорошо узнать человека за такое смехотворно короткое время. Например, я знаю, что когда ты лжешь — а это случается огорчительно часто, — твои глаза расширяются до того, что вокруг синей радужки появляется белое кольцо. Словно острова в океане. А когда ты заставляешь себя не рассмеяться над какой-нибудь моей дерзостью, то изо всех сил поджимаешь губы и у тебя на подбородке вдруг появляется ямочка. И еще ты поеживаешься, когда нервничаешь. Сейчас ты нервничаешь.
— Я вовсе не нервничаю. Просто озябла после купания.
— Тогда пойди и оденься.
— Но сначала мне надо с тобой поговорить…
— Это может подождать. Беги наверх и оденься.
Дожидаясь Селину, Джордж вышел на террасу. Он закурил и почувствовал, как солнце печет плечи сквозь хлопковую ткань рубашки. Родни Экланд уехал прочь из Каса Барко и из жизни Селины. Точно так же исчезла и Дженни, призрак которой упокоился навеки благодаря мистическому ритуалу очищения — для этого оказалось достаточно всего лишь рассказать о той злосчастной истории Селине. Дженни и Родни оба были позади, настоящее казалось радостным и светлым, а будущее полным надежд, многообещающим, словно рождественский подарок.
В садике Хуанита развешивала на веревке простыни, жизнерадостно напевая себе под нос, явно не в курсе драмы, разыгравшейся в двух шагах от нее, пока она занималась утренней стиркой. Джордж ощутил, как его переполняют теплые чувства, и, хотя прекрасно помнил, какая дорога обычно вымощена благими намерениями, поклялся себе, что, когда выйдет в свет его новая книга, он подарит ей не только один экземпляр, чтобы Хуанита поставила его на кружевную салфетку, но и что-нибудь посущественней. Что-нибудь, что она очень хочет, но никогда не купит себе сама. Шелковое платье, дорогое украшение или роскошную новую газовую плиту.
Он услышал позади шаги Селины и обернулся. Она была в платье без рукавов цвета абрикоса и сандалиях на каблучках, благодаря которым почти что сравнялась с ним в росте, и Джордж был поражен тем, как много времени ему понадобилось, чтобы осознать, насколько она красива. Он сказал:
— Это первый раз, когда я вижу тебя одетой по-человечески. Рад, что твой багаж наконец нашелся.
Селина глубоко вдохнула.
— Джордж, мне надо с тобой поговорить.
— О чем?
— О моем паспорте.
— И что такое с твоим паспортом?
— Видишь ли… Я его не теряла.
Он вздрогнул и сурово нахмурил брови.
— Не теряла?
— Нет. Понимаешь… в общем, вчера вечером, прежде чем я села в машину Пепе… я его спрятала.
— Селина! — это прозвучало так, будто новость шокировала его до глубины души. — Почему ты совершила такой непростительный поступок?
— Я знала, что это непростительно, но мне не хотелось уезжать. Не хотелось оставлять тебя с миссис Донген. Я знала, она не хочет, чтобы ты написал вторую книгу. Ей надо было, чтобы ты поехал в Австралию или пустыню Гоби, или еще куда-нибудь. С ней. Поэтому я пошла на кухню за содовой, и… — она сглотнула, — спрятала паспорт в горшке с хлебом.
— Как тебе только в голову пришло!
— Прости, пожалуйста. Просто тогда я думала только о тебе, а теперь у меня, конечно, нет причин оставаться здесь и я должна уехать в Лондон с Родни. То есть я, естественно, не собираюсь за него замуж. Теперь я вижу, как глупо было даже думать об этом. Но и здесь я не могу остаться тоже. — Голос Селины постепенно слабел. Джордж помалкивал, не желая прийти ей на помощь. — Ты меня понимаешь, да?
— Конечно, я понимаю. — Он был сама рассудительность. — Мы должны поступать правильно.
— Да… да, я это и хотела сказать.
— Ну, — бодро промолвил Джордж, глядя на часы, — если ты собираешься ехать с Родни, тебе лучше взять ноги в руки, в противном случае он усядется в свое такси и укатит, прежде чем ты доберешься до отеля.
Под ее потрясенным взглядом Джордж выпрямился, отряхнул побелку, оставшуюся сзади на джинсах, и через мгновение уже сидел за пишущей машинкой, колотя по клавишам так, будто от этого зависела вся его жизнь.
Это была не совсем та реакция, на которую рассчитывала Селина. Она ожидала, что он попросит ее повременить, однако, поскольку такого предложения не последовало, с комом в горле и слезами, предательски подступившими к глазам, она отправилась в кухоньку, взяла горшок с хлебом и стала выкладывать его содержимое на стойку кусок за куском, пока не добралась до бумаги на дне, под которой спрятала паспорт.
Паспорта не было. Слезы, разочарование — все потонуло во внезапно накатившей панике. Ее паспорт по-настоящему потерялся.