Но увы, сейчас это счастье было недостижимо.
— Театр, — заметил Антон. — Ты здесь была?
— Пару раз, — рассеянно сказала я. — Водила сюда маму на «Тополя» Вампилова. Ты читал?
— Нет. О чём оно?
— О любви с первого взгляда. Который оказался и последним, но запомнился настолько, что герою это запало в душу на всю жизнь.
— И как он поступил?
— Как настоящий мужчина. Написал об этом гениальный рассказ и пошёл домой к жене и детям.
Я перевела взгляд с реки на Антона.
— Извини. Дурацкая привычка читать биографии и мемуары писателей как любовные романы. Просто… они ведь тоже родственные души. В какой-то мере. Тоже, как и я, всю жизнь искали истинную любовь и свою точку назначения. Мало кто нашёл, правда.
— Можно просто не быть писателем, — негромко произнёс Антон.
— Можно. Но желание, чтобы тебя любили, всё равно ведь никуда не денется.
Антон молча открыл передо мной дверь кафе.
Глава 22
Мы молчали, пока Антон диктовал заказ. Я даже рта не открыла: штрудель так штрудель. Хоть манная каша с тыквенным вареньем. Впрочем, нет, даже моё безразличие так далеко не простиралось: на такие жертвы во имя любви я ещё не была готова.
— Так что? — наконец спросила я, когда официантка принесла кофе и молча ретировалась, недоумённо взглянув напоследок на меня. Я перевела взгляд на свои руки — и запоздало сообразила, что всё ещё выгляжу, словно собралась на вечерний раут, а не на скромные посиделки в «Шоколаднице». — Зачем мы здесь?
Антон задумчиво начертил ложечкой круг на пенке.
— Ромка отправил то анонимное письмо мужу Лены, — произнёс он. — И сказал Лене, что должно быть, это была ты, раз он случайно выдал тебе её настоящую фамилию.
— Угу. — Я отпила кофе. — А потом его похитили марсиане. Ант, это несерьёзно.
— Серьёзно.
— Это сделал Ромка? Наш Ромка?
— Да.
Антон отрешённо смотрел в окно, и в его глазах было что-то, что очень сильно мне не понравилось. Настолько, что я даже думать бы не стала посылать подобное письмо, увидев этот взгляд. Вообще бы, честно говоря, убралась подальше дня на три. Ромке не позавидуешь, подумала я. Вряд ли Антон это так оставит.
Впрочем, сейчас мне было немного не до этого.
— Ромка послал то письмо, — медленно сказала я. — Зачем?
— Соображай.
Ну да. Думать тут, в общем-то, было не о чем.
— Чтобы был скандал с мужем, и Лена Вьюжная совершенно точно не смогла бы больше писать с тобой в соавторстве, — сказала я. — И так и случилось. У неё не осталось выбора, ей больше не нужны были права на «Остров», чтобы вернуть тебя, потому что двойная жизнь закончилась, и муж, мягко говоря, был против вашего последующего общения.
— Ты даже не представляешь, насколько против.
— И она отдала права, — заключила я. — Ты получил второй «Остров», удовлетворённые немцы купили нас, Ромка стал долларовым миллионером. Но вообще этот финт легко мог сорваться, а? Ромка сильно рисковал.
— Он мало что ещё мог сделать, чтобы сделка состоялась, — серьёзно сказал Антон. — Фактически ничего.
Я тяжело вздохнула.
— Что ж, Ромке всё удалось: он свалил всё на меня, и успешно. Тогда на кой чёрт он всё-таки сказал тебе правду и испортил с тобой отношения? Ты изобрёл сыворотку правды и капнул ему в шампанское?
— Да потому что идиот, — неожиданно беззлобно сказал Антон. — Переговоры, инвесторы, а от того семнадцатилетнего парнишки, который писал для Юльки «Самолёт на Авалон», он тоже далеко не убежал. Этот парень думал, что мы с тобой окончательно расстались перед Одессой, и от тебя не убудет, если он повесит на тебя пару собственных грешков. А потом увидел нас вместе, понял, насколько напортачил, и решил, что лучше фингал под собственным глазом, чем чья-то чужая разбитая жизнь.
— Надо же. У акул бизнеса есть совесть.
Антон с иронией улыбнулся.
— Не трепись об этом кому попало.
— Я? Не трепаться? — Я подняла бровь. — Я писатель. Мне вообще никогда ничего нельзя рассказывать. Меня даже на ужин звать нельзя: мигом растрезвоню в следующем романе всё меню.
Я вздохнула.
— Нет, конечно же. Я ужасно устала от истории Трикстер, если честно. Она потрясающая, но я не хочу писать про себя, даже с агентом Пирсом и собственной подводной лодкой. Мне куда интереснее вынырнуть из своей головы и заглянуть в другие.
— Например, в мою.
— Чего в неё заглядывать? — отмахнулась я. — Сейчас закажешь второй кусок чизкейка и съешь его.
— А вот внезапно не буду, — покачал головой Антон. — Я буду просить у тебя прощения.
— На коленях? — уточнила я.
— А надо?
Ещё и спрашивает, мрачно подумала я.
А потом до меня вдруг дошло, что мы сидим и разговариваем, и недосказанности больше нет, и Антон мне верит, а я…
Чего я вообще хочу? Теперь, когда Антон знает правду и верит мне?
— Мне отказывает логика, — произнесла я. — Если ты хотел быть со мной, почему не послал к чёрту всё остальное, включая своё недоверие и тени прошлого? И раз ты не послал к чёрту всё остальное, то… может быть, ты не хотел быть со мной? Я не слишком примитивно излагаю?
Антон долго смотрел на меня. Именно на меня, а не в вырез платья.
— Чёрт, — наконец сказал он. — Ты уйдёшь.
— Ты видишь меня насквозь.
Молчание. Остывающий кофе.
— На самом деле у меня просто в кои-то веки включился инстинкт самосохранения, — произнесла я. — И заставил посмотреть на всё это со стороны. «Я люблю тебя, но пошла вон» — как-то не очень романтично, ты не находишь? Если любовь приносит боль, а не счастье, то это уже что-то другое. Что-то, возможно, похожее на ваши с Леной отношения. А я к такому не привыкла. Я привыкла быть счастливой, дарить счастье, радовать, и если мы продолжим в духе «всё сложно», меня это просто сломает. Я даже не хочу думать, насколько.
Всё. Слова сказаны.
— Всё-таки закажем второй чизкейк, — предложил Антон. — И поговорим ещё немного. Уж это-то вряд ли уронит небо на землю.
— Как знать.
— Кстати, мне очень нравится твоё платье.
Я с ехидной улыбкой покосилась на него поверх чашки с кофе.
— Но без платья я ещё красивее?
— Читаешь мои мысли.
Чёрт, нам было хорошо вместе. Нам было очень хорошо вместе.
Но мне было очень плохо дважды, в Одессе и в Москве. Из-за его недоверия. Из-за его прошлого. Из-за глубоководной акулы, которая залегла на дно и поводила перископом, как прицелом. И крови она, похоже, ещё не напилась.
— А как иначе? — спросила я в упор. — Сможешь быть со мной полностью, не отталкивая-притягивая, а доверяя целиком и насовсем? Не связывая меня с ржавым контейнером, на котором написано: «Прошлое. Токсично»?
Антон долго глядел на меня.
— Я очень хотел бы, — наконец сказал он.
— Но это не однозначное «да».
— А они когда-нибудь бывают однозначными, Трикстер?
Я вздохнула, в очередной раз пожалев, что не родилась нормальным человеком, который сбежал бы давным-давно, сверкая пятками. Который может жить и быть счастливым, даже зная, что его никто никогда не поймёт до конца. Который сказал бы, что Ромео с Джульеттой надо выбить эту подростковую дурь из головы, а Изольде просто нужен хороший брачный адвокат, чтобы в случае чего Тристан не оттяпал у неё квартиру.
— Я ведь боялся подойти к тебе в зале, когда ты уходила, — негромко сказал Антон. — Я до сих пор немного боюсь. Что у нас будет встреча в формате «вот он я, бери», и ты скажешь: «Спасибо, я посмотрела, до свидания».
Я вздрогнула.
— И я боюсь, — произнесла я. — Что я рано или поздно окажусь не той Трикстер, которую ты придумал.
Антон серьёзно посмотрел на меня.
— Тогда чего ты хочешь, Рэйн?
Я хочу, чтобы он остался, подумала я, но я не хочу бояться. Я хочу радоваться каждому дню вместе с ним, но после всего, что было между нами, я уже не знаю как.
— Научи меня, — неожиданно для себя сказала я. — Когда твоё прошлое отравлено, когда твоё настоящее не определено — как ты сделаешь счастливым своё будущее?
