— Я не смог это слушать, — произносит Саша вполголоса.
— Я понимаю, — я встаю на носочки и целую его в щеку, провожу пальцами по его лицу, стирая эхо хищного оскала, который исказил родные черты, пока он наносил удары. — Понимаю…
Саша поворачивается к Лаврову. Я рефлекторно сжимаю его локоть, словно всё еще жду от него агрессии. Он не вырывается и, кажется, что ему становится легче от моего прикосновения.
Как точка опоры.
Я чувствую, что помогаю ему.
— Хватит, Лавров, — кидает он, смотря, как тот раз за разом пытается выпрямиться. — Чего ты добиваешься? Чтобы я пристрелил тебя как собаку?
— Это дорого тебе обойдется…
— А я рисковый. Ты меня знаешь, — в голосе появляются угрожающие интонации, которые больше всего пугают своей расслабленностью. — Я приехал к тебе поговорить, только потому что она попросила.
Саша делает последний шаг и хватает Лаврова за плечи. Тот закрывается, пряча лицо за ладонями, но Чертов лишь помогает ему сесть на стол. Он грубовато поправляет его костюм, а потом похлопывает по плечу, как старший брат.
— Думай, что несешь, — приказывает Чертов. — Ты же юрист, должен знать цену словам.
Лавров хрипит. Он откашливается, стараясь нащупать голос, а на лице написана злоба. Она душит его, но поделать он ничего не может. Он смотрит на Чертова снизу вверх и только спустя минуту открывает рот.
— Мне нужны твои гарантии.
— Гарантии того, что не подохнешь? А ты не пробовал для начала перестать лезть в петлю? Сидел бы сейчас в Никосии, там море недалеко, климат отличный. Скучно только, — Чертов упирается бедром в бильярдный стол. — Зато в Москве теперь весело. Да, приятель? Что не вариант, так праздник. Можно, например, в полицию пойти. Ты знаешь мои грехи, но есть одна загвоздка — ты сам в них участвовал. Ты много лет прикрывал меня в судах.
Лавров молчит.
— Что остается? Пойти к конкурентам. Но там тоже есть один момент — тебя могут использовать против меня, а потом прикончить. Предателей никто не любит.
— Я не хочу никуда идти, — шипит Лавров.
— Ко мне назад хочешь? — Чертов качает головой с усмешкой. — Верный ты мой.
— Да, назад к тебе, Капо, — Лавров говорит так, будто сплевывает слова, они задевают его раздутую гордость. — Я не смог там… каждую ночь ждешь, что придут по твою душу. Лучше здесь, когда все на виду.
Он и правда трус.
Наверное, сам жалеет, что вернулся в страну и открыл всем, что жив.
Но что сделано в панике, то сделано.
— Лис! — Саша зовет главу своей охраны. — Таня, иди с ним.
— Ты уверен?
— Да, малышка. Нам о конкретике надо поговорить, тебе не нужно это слышать.
Он подталкивает меня. Он едва слышно произносит “Я дам ему шанс” и указывает на охранника, который уже пришел сопроводить меня. Я не противлюсь, хотя шаг в другую комнату тяжело мне дается. Я остаюсь в доме, чтобы лишний раз не попадать в объективы папарацци, и жду Чертова в холле. Среди раритетных ваз и репродукций, подобранных на очень странный вкус.
Лис приносит мне стакан сока. Я не успеваю его допить, как появляется Саша. Облегчение закутывает с головой, я боялась, что он задержится.
— Ссадин не добавилось, — он подшучивает и показывает мне костяшки на кулаках, правда мельком, невозможно ничего рассмотреть. — Мы поговорили и только.
— Договорились?
— Время покажет.
Чертов наклоняется и бесцеремонным образом отпивает из моего бокала.
— Может, где-нибудь пообедаем?
Он говорит спокойным повседневным тоном, словно хочет побыстрее поставить барьер между сейчас и встречей с Лавровым.
— Я не против. Но нужно еще найти место, чтобы нас не доставали камеры.
— Я знаю парочку таких мест, — Саша подмигивает. — Знаешь, о чем я сейчас вспомнил?
— О чем же?
— У меня же остался тот договор, который ты подписала.
В его глазах появляются дьяволята. Я щурюсь, пытаясь припомнить, а потом шумно выдыхаю и толкаю его в плечо.
— Об опекунстве! — вспоминаю.
— Формально звучит не так, но смысл близкий.
— Я совсем забыла о нем! Ты должен был порвать его!
— Как честный человек? — он нагло кривит губы. — Нет, мне больше нравится идея, что у меня будет очень послушная и ласковая жена.
— Жена? Такими темпами, Чертов, ты скоро и без подруги останешься.
— Ничего подобного, — он решает, что пора применить силу, и поддевает ладонь под мои коленки, а вторую запускает за спину. — Я этот договор распечатаю для твоей брачной клятвы.
Эпилог
Чертов не падал на колени и не просил меня стать его женой, как полагается по задумке сценаристов романтических фильмов. Я даже не поняла, в какой момент это стало как нечто само разумеющееся. Словно по-другому не может быть. Он подарил мне кольцо в постели между поцелуями. Я была в одной майке, с растрепанными после сна волосами, но совершенно довольная.
Свадьбу мы вовсе сыграли после рождения ребенка. Красивую и для узкого круга людей. Без брачного или какого-то другого договора. Я, наконец, познакомилась с его отцом, который оказался точно таким, каким я его представляла. Странным, но не лишенным обаяния человеком. Он пришел на церемонию в клетчатом костюме свободного покроя и напоминал то ли служителя церкви, то ли преподавателя йоги. Общаться с ним было непросто, он говорил с явным акцентом, словно даже думать привык на английском, и предпочитал глобальные темы для разговоров. Его волновал уровень воды в мировом океане и темпы вакцинации, потом он переходил к проблемам Индии, население которой гибнет из-за того, что белый свет погряз в сверхпотреблении. И так по кругу, с чувством и азартом, и ни одного вопроса о том, как живет его сын.
В общем, ничего общего с Сашей.
Даже внешне Чертов пошел в маму. Я узнала ее намного раньше. Тамара Игоревна прилетела, как только Саша сознался, что у него серьезные отношения. Мы встретили ее в аэропорту и сразу нашли общий язык. Приятная, открытая женщина, она так искренне обрадовалась моему появлению в жизни сына, что я могла только счастливо улыбаться. А еще жадно слушать ее подтрунивающие рассказы о том, как невыносим был ее сын в юности.
— Твой отец звонил, — Саша заглядывает в комнату. — У тебя, видно, бесшумный стоит.
— Ой, да, — я проверяю сотовый. — Забыла выключить.
— Он спрашивал, какую фотографию ты выбрала. Он хочет выкупить до аукциона.
— Я не выбирала.
Я поворачиваюсь к нему на кресле-вертушке и обреченно качаю головой.
— Мы были с ним на выставке, и я имела неосторожность похвалить одного фотографа. И все! Папа загорелся.
Саша смеется.
— Ты слишком мало пожила под его крылом, — говорит он, подходя ко мне. — Он не успел насладиться.
— Надо будет ему сказать, чтобы он на тебя переключился. Пусть тебя балует.
— Он меня терпеть не может.
— Не ври, вы давно нормально общаетесь.
— Но я забрал его дочь, — его губы трогает хитрая усмешка. — Прямо из-под крыла.
Саша кладет ладонь на подлокотник кресла, наклоняясь ко мне. Я знаю, что он ждет свой законный поцелуй, но я опускаю лицо. Смотрю на его длинные пальцы с резко очерченными костяшками. Мне нравится разглядывать его обручальное кольцо, мое собственное — не вызывает во мне столько эмоций. Какая-то часть меня до сих пор не привыкнет или вовсе не может поверить, что всё сложилось хорошо.
Ведь столько всего происходило между нами. Были ошибки и ложь, была опасность. Буря стихла, слава богу. Я знаю, что Саша отказался от некоторых бизнесов, он пытался балансировать, но после рождения ребенка как отрезало. Всё, что могло привести к проблемам, он ликвидировал. Потерял в деньгах, продал дом во Франции и проредил московскую недвижимость, и самое главное — убрал подальше от себя Лаврова.
— Я где-то накосячил? — спрашивает Саша, решив, что я на что-то обиделась.
Я запрокидываю голову и обнимаю ладонями его лицо.
— Пока что нет. Но ты помнишь, что обещал мне сегодня?
