Еще один взгляд на экран подсказывает, что на часах всего лишь начало одиннадцатого, а глупое сердце пропускает мысль, чтобы что-нибудь написать Сулейману самой. Потому что вроде как я выспалась и точно соскучилась. Не успеваю.
Стук в дверь, короткий, но громкий, привлекает внимание. Сползаю с кровати и босиком шлепаю открывать, попутно же потуже запахиваю халат и затягиваю пояс. В голове нет ни одного варианта, кому я могла понадобиться ночью, но и не открывать нельзя. Вдруг что-то случилось в отеле.
Два оборота ключа в личине, нешироко распахнутая дверь, и я проваливаюсь в самые притягательные глаза на свете.
– Не смог без тебя уснуть, – хрипло выдает Султанов, подпирая плечом косяк, а сам смотрит так, будто я его прогнать могу.
А я могу? Заглядываю в себя и четко понимаю, что все внутри противится этой мысли.
Нет, ни за что, еще и попрошу остаться.
– А я вот уже, – пожимаю плечами, вдруг разволновавшись, и взмахиваю рукой в сторону измятой кровати, которую становится видно, стоит пошире открыть дверь.
– Пустишь к себе?
Делает шаг ближе, но не переступает порог, и тыльной стороной ладони касается щеки, которая явно «помята» после сна.
– Угу, – киваю уверенно и, перехватив его кисть, заставляю еще приблизиться. – Я рада, что ты приехал, очень, – признаюсь в порыве откровения.
И с тихим стоном закрываю глаза, когда меня притискивают к широкой груди и целуют, целуют, целуют. Голова идет кругом, дыхание сбивается, мозг берет тайм-аут и отключается, тело трепещет, а я наслаждаюсь каждой минутой нашей близости.
Мне так хорошо, уютно и правильно, что хочется остановить время и смаковать его бесконечно. Но я себе такого не позволяю. Слишком уставшим выглядит мужчина, и это мне совершенно не нравится. Потому включаю «деловую хозяйку» и отправляю его в душ. Сама же завариваю нам чай, открываю коробку пирожных, которые Сулейман приносит вместе с вещами из машины, и забираюсь в кресло с ногами, чтобы его ждать.
***
Утро. Нежное. Чувственное. Райское. Нереальное.
И вновь я прихожу в себя, распластанная на широкой груди Султанова. Глаза закрыты, дыхание сбитое. Не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. Зато во всю слушаю громкое биение его сердца, заодно сопоставляя с моим, что стучит в ушах. В какой-то момент кажется, будто наши с Сулейманом главнейшие органы начинают работать в унисон, отзываясь и подстраиваясь друг под друга.
Фыркаю от фантастической мысли, что приходит в голову, и, повернувшись, касаюсь губами чуть солоноватой кожи.
– Султанов, ты – изверг, кажется, по мне поезд проехал, – ворчу для порядка и млею, когда он зарывается пальцами в волосы и неторопливо массирует затылок. – Ммр-рр.
– Это потому что кто-то не дружит со спортом, да, Машунь? Ну ничего, исправим, – весело хмыкает, нисколько не сомневаясь, что получит согласие, и кончиками пальцев ведет чувственную дорожку вдоль позвоночника, заставляя напрячься и заерзать.
– Сулик, прекрати, второго раунда я не вынесу, а нам через пару часов надо быть бодрыми в больнице. К тому же мне еще в аптеку стоит забежать.
– Что-то болит?
Теряя игривость, Султанов вновь нас переворачивает и нависает сверху, вглядываясь в глаза. Будто намеревается в них почесть ответ, если я промолчу. Вот только я не собираюсь. Разговор касается обоих.
– Нет, ничего не болит. Но мы с тобой не использовали презервативы. Ни вчера, ни сегодня, а таблетки я не пью, – доношу простую истину, чувствуя, как пылают щеки.
– Я знаю, Маша, – вместо того, чтобы запаниковать, он улыбается.
– А если забеременею?
– Я буду безумно счастлив. И сыну, и дочери.
– Смеешься?
– Нет. Нисколько. И да, я знаю, что при отрицательном резусе аборты противопоказаны, да это и не наш вариант.
– Но я совсем недавно рассталась с другим, – смотрю в карие глаза, прикусывая губу, и меня все больше одолевает понимание, что он не удивлен разговору, а даже рад. – И если сейчас забеременею…
– Это будет мой ребенок, – перебивает уверенно, – Кравцов не может иметь детей.
Да, я об этом знаю, не-свекровь как-то в порыве откровения проболталась. Но вот откуда Султанов в курсе? Хмурю брови, а потом мысленно машу рукой.
Какая, нафиг, разница откуда. Знает и знает. Так даже лучше.
– А не рано нам? Что люди скажут? – стараюсь поймать все эмоции, какие Сулейман и не пытается прятать. – Мы же только-только… – замираю, не зная, как правильно выразиться.
Уж точно не «познакомились». Это событие случилось будто бы в прошлой жизни. Лет сто назад. Или больше.
Стали встречаться? Так вроде, и не встречались мы с ним.
Непонятно у нас все, не как у других.
– Машуль, рано заводить детей или нет, решать только нам с тобой, потому что это наша жизнь, а не чья-то еще. Я свой выбор сделал, и это – ты. Я люблю тебя. И никогда не откажусь. Но выбор за тобой. Если считаешь, что рано, мы поедем и купим таблетки. А рожать будем, когда ты будешь готова.
– Я… – хапаю раскрытым ртом воздух и прикусываю губу.
Боже мой, ну разве можно вот так четко и откровенно рубить правду прямо в лоб?
Кому-то, наверное, нет, а Султанову – да, можно. Да и не умеет он по-другому. Школа жизни была другая – особая, жесткая, даже жестокая, не прощающая ошибок, заставляющая принимать решения быстро и наверняка, чтобы потом нести за них ответственность в полной мере.
Вот и со мной он прямолинеен, не юлит, не улыбается, бегая глазами и стараясь съехать, не говорит пространственными фразами: «Поживем – увидим» или «Ой, да ладно, разберемся потом…»
У Султанова нет случайностей. Он, как настоящий мужчина, точно знает, чего хочет, поэтому идет и берет свое.
Нахрапом, напролом.
Вот и меня забрал. Присвоил.
Нагло?
Не без этого.
Но разве я расстроена?
Прислушиваюсь к себе, пытаясь понять собственный настрой, ощутить, каково это – быть защищенной, оберегаемой и любимой, носить под сердцем малыша, которого уже заранее боготворит отец. Осознаю, что круто, но вместе с тем здраво понимаю, что мой мужчина всегда будет главнее по той простой причине, что он – по натуре лидер и большинство решений будет принимать исключительно единолично, потому что так воспитан, так привык. И не стоит обманываться тем, что сейчас он предоставляет мне право выбора. Просто может позволить себе это желание, больше смахивающее на хитрый ход по моему завоеванию.
И тут уже возникает другой вопрос: готова ли я уступать ему? Прогибаться и доверять.
Ответить сложно, потому что таких отношений у меня никогда не было. До Сулеймана я многое тащила на себе и контролировала. Не в силу твердости характера или желания быть главной. Нет. Так сложилось. И перестроиться одномоментно – нереально.
Но, главное, что я хочу. Хочу попробовать. И готова ко многому вместе с ним, однако, сдаваться так просто не собираюсь.
– Я хочу заехать в аптеку, – произношу мягко, но вместе с тем твердо.
Султанов кивком подтверждает, что меня услышал, и, даже если глубоко внутри опечален, то никак это не показывает, не разыгрывает обиду.
Приятно.
Я же… пока не знаю: выпью таблетки, или они так и останутся лежать в сумке ненужными, но то, что купить – куплю, сомнению не подлежит.
Глава 32
Домой возвращаемся через три дня, в субботу вечером. Счастливые и довольные, потому что врач Нютки удовлетворен проведенной операцией и дает обнадеживающий прогноз, обещая выписать ее к следующей пятнице, как только позволят швы.
А еще Султанов умудряется уговорить меня перед выездом из Москвы заехать к его родным.
– Машуль, нам по пути. Пообедаем и сразу отчалим, – предлагает с улыбкой.
Не видит он в приглашении ничего страшного. А меня мандраж одолевает. Знакомство с незабываемой А.Б. Кравцовой и ее «тараканами» до сих пор свежо в памяти.
– Может, я в машине посижу? Ты же недолго, – закидываю удочку, намереваясь красиво съехать.
