своими замечательными идеями, забежал в магазин и купил вощёной бумаги, чтобы на ней кататься, поэтому мы съехали с горок так быстро, что единственным вариантом было подняться высоко в воздух и приземлиться в огромном сугробе.
Разумеется, всё это сопровождалось громкими криками.
После этого мы кормили уток птичьим кормом (который также приобрёл Ник), пока наши пальцы на ногах не замёрзли настолько, что мы больше не могли ничего делать на улице. Я немного опасалась, что после того, как мы просидели в отапливаемой пиццерии более часа, то замёрзнем насмерть, когда нам наконец придётся уйти.
— Не говори так — это разумно. — Он поднял содовую одной рукой и указал на меня другой. — У меня нет времени на все эти эмоциональные сопли, которые необходимо преодолеть, чтобы сделать другого человека счастливым. Было бы хуже, встречайся я с людьми, а потом бесил их, ведя себя как холодный и бесчувственный мудак, не так ли?
Я закатила глаза и отложила пиццу. — В твоих словах есть обратная логика, но но мне правда кажется, что ты сильно преувеличиваешь количество минут, требуемых для адекватного выражения чувств. На отправку сообщения «Мне нравится твой смех» уходит около пятнадцати секунд, и это будет иметь огромное значение для кого-то, кто действительно заботится о тебе.
— Ты нарочно тупишь, — сказал он.
— Нет, нарочно тупишь ты. Твои оправдания расплывчаты, обобщены и, откровенно говоря, жалкие.
— Значит, я теперь жалкий? — его лицо было серьёзным и напряженным, а меня очаровывала его манера шутить.
Я кивнула. — Чуть-чуть.
— Отдавай мне корочку. Живо.
Он протянул руку и схватил мою корочку. Я съела два куска пиццы, и мы уже выяснили, что моя самая нелюбимая часть — его любимая, так что он по сути утилизатор моих объедков. Он поднёс её к губам и спросил:
— Разве это плохо, что мне нравится быть одиноким?
— Неплохо, но ты не одинок.
Он откусил корку и сказал: — Откуда ты знаешь?
— Ну, просто знаю. — Я не грезила, убеждая себя в том, во что хотела верить. Честно говоря, я даже не говорила о себе в этой ситуации. Я просто говорила о нём. Ник Старк был тёплым, весёлым и заботливым, и его лицо озаряется, когда он со своими друзьями и вспоминает своего брата.
Но тот Ник, которого он изображал в школе, отстранённый из-за того, что не мог найти в себе силы взять на себя дополнительную эмоциональную нагрузку, был для него работой. Думаю, он искренне верил, что счастье ускользающее и неуловимое из-за того, что случилось с Эриком, и вместо того, чтобы стремиться к нему и рисковать быть разбитым, он просто перестал им интересоваться.
Ни ради любви, ни даже ради дружбы.
— Ладно, тогда ответь мне на вопрос, — сказал он, беря салфетку и вытирая руки. — Ну раз ты знаешь, то как объяснишь, что этим утром ты, по твоим словам, была безумно влюблена в кого-то, а теперь «забыла, что он существовал»?
— Давай не будем об этом, — сказала я шутливым тоном, но на самом деле мне не хотелось об этом говорить. Ник меня гораздо больше интересовал. — Давай сменим тему.
— Ладно. Но, — он прищурился, — сначала расскажи о том, что он делает такого, что раздражает тебя.
— Боже мой, — я рассмеялась. — Это точно его рингтоны.
— Пожалуйста, объясни.
Я подняла стаканчик и закинула в рот кубик льда, прежде чем сказать: — Он по-прежнему считает рингтоны чем-то очень забавным. Ну, знаешь, как и мы все в средних классах? Он действительно тратит время на то, чтобы сохранять разные рингтоны для каждого знакомого и считает забавным залезть в мой телефон и добавить их, когда я не смотрю.
— Он лазит в твоём телефоне? — он покачал головой.
— Мне всё равно — мне скрывать нечего. Но на себя он поставил рингтон ржущей лошади. Он думает это смешно, что каждый раз, когда он мне пишет, я слышу ржание жеребца.
— Ну и дебил, — сказал Ник.
Ник выглядел немного ревнивым, и мне этого хотелось.
— Прикол в том, что это бесит. От этого ржания мне хочется швырнуть телефон в окно.
— Угу, представляю.
— Но он думал, то делает мне приятно, добавляя этот звук. — Я ухмыльнулась и сказала: — Он просто весь светится, когда слышит это тупое ржание.
— Значит, ты делаешь вид, что тебе это нравится? — спросил он.
Я просто кивнула, и он скорчил рожу и покачал головой, как будто я жалкая.
— Может, хватит уже говорить об отношениях? — Он отодвинул тарелку и стаканчик в центр стола и проверил телефон. — Наверное, нам пора возвращаться к машине.
Укутавшись потеплее, мы вышли на улицу, и Ник снова прокатил меня на себе. Я смеялась, как ненормальная, когда он начал громко напевать «нашу тематическую мелодию», которая сильно напоминала «Песню о стрингах», хотя он это отрицал. Мой живот болел от смеха, и я уткнулась ему в шею, чтобы согреться.
— Чёрт, у тебя нос ледяной, — пробормотал он, похоже, стуча зубами.
— Извини, — сказала я, но мне было всё равно. Я впитывала его тепло всей физиономией.
Он выдавил смешок. — Я не жалуюсь.
Я осознала, что Ник невероятный. Весёлый, красивый, и мне никогда не было так комфортно рядом с парнем. Вообще никогда (за исключением Криса).
Странно, правда?
Потому что эта бесшабашная Эм, которой я была в ДБП, вообще не я. Поэтому мои размышления о влюблённости даже не имели смысла. Настоящая Эмили Хорнби никогда не стала бы так сближаться с кем-то, кого она едва знала до этого дня, так что этот образ, который он видит, вообще нереальный.
Так ведь?
Или, может, это и есть… я?
Проходя мимо квартиры с широко открытыми жалюзи, мы одновременно застыли. По телевизору в гостиной незнакомца Роуз и Джек стояли на палубе, наблюдая за тем, как пассажиры третьего класса пинают кусок льда, упавший с айсберга, в который врезался корабль.
Шёл «Титаник».
Ник не верил в судьбу, как и я, но насколько же странно, что «Титаник» показывали именно в тот момент, когда мы проходили мимо?
— Вау, ты была права, Хорнби, — сказал он саркастически, останавливаясь перед окном. — Играть в футбол кусками айсберга? Безусловно, лучший. Фильм. Всех времён.
— Ты упырь, Старк, — ответила я, спрыгивая с его спины. — Настоящий упырь.
Мы ещё минуту стояли там, просто наблюдая за фильмом в окне, и когда я перевела взгляд на него, меня охватил страх перед мыслью о возвращении домой, о том, что этот день подходит к концу.
Он согласился отвезти меня к папе, когда мы закончим, чтобы я могла незаметно проникнуть внутрь
