и сажусь, пристегиваюсь.
— Татьяна, — представляется она.
— Злата.
— Очень приятно, — кивает.
— Мне тоже.
Моя новая знакомая продолжает вести автомобиль, внимательно следя за дорогой. Шикарные духи, модная стрижка, дорогой, но простой с виду джинсовый костюм — отмечаю это уже автоматически. Женщина явно не из бедных кругов, как мне в первые секунды и показалось.
— Ты попросила подвезти, но не сказала куда, — рассуждает. — То есть для тебя главное — откуда. Вещи говорит очевидные, но всё же надеюсь, я не попала на ещё одного следователя.
— Да, вы правы.
— Можно и ты, если удобно.
Киваю, соглашаясь. Татьяна эта не вызывает у меня особой настороженности.
— Дай угадаю: ты с того сказочного деревянного домика среди ёлок? Не первая такая, что сбегает оттуда в обидах и разбитых надеждах.
Я молчу, но внутри отдаёт жаром. Всё больнее и больнее, словно наказание. Может, это и есть месть от Бахурина за то утро, когда я не уехала с ним? И во всём этом личного не меньше, чем профессионального с его стороны.
— Если тебя это успокоит, то меня этот малолетний мажор тоже окрутил не так давно. Фетиш у него — девочки постарше. Но я не парюсь — отлично время провела. Я зависаю. Малолетний мажор? Демид хоть и младше этой Татьяны, но под определение малолетнего мажора уж точно слабо подходит.
А женщина тем временем продолжает философствовать.
— Но что ни говори, Стаська хоть и засранец, однако мальчик-конфетка, да, Злата?
Стаська? Несмотря на ситуацию, мне вдруг хочется прыснуть. Если этот домик в лесу — ещё одно семейное гнездышко родственников Бахурина, то я, кажется, догадываюсь, о каком Стасике говорит Татьяна.
Сзади на пустой трассе появляется чёрный внедорожник. Это Бахурин. Быстро он, это же ещё территорию осмотреть надо было.
Тяжело дыша, вжимаюсь в кресло. Татьяна скашивает на меня глаза.
— Ложись. Быстро.
Я ныряю на бок, почти уложив голову ей на колени, стараясь, чтобы меня было не видно в окна машины. Внедорожник выходит на опережение и на скорости проносится мимо.
— Можешь вставать, беглянка, — сообщает Татьяна.
Я поднимаюсь, поправляю волосы и смотрю на неё. Что дальше? Сдаст меня? Высадит прямо сейчас? Зачем ей проблемы.
— Не от Стаськи ты свинтила, как я понимаю, — она пожимает плечами, а я в ответ молчу. — Тот мордоворот в тачке явно зол как чёрт. Но знаешь, Злата, да пошли они все — мужики эти. Тебя куда забросить, кстати?
— Ближайший вокзал, если можно.
— Как скажешь, — Татьяна притормаживает и разворачивается, направляясь в обратную сторону.
Глава 26
Хорошо, что Татьяна отвезла меня не на Московский вокзал, а на небольшую автостанцию в пригороде. Сама не знаю, каким чудом мне удалось взять билет на автобус по водительскому удостоверению. Во всем мире это нормальная практика, но у нас требуют паспорт обычно.
Вопросов моя попутчица не задавала, чему я была очень рада. Понимаю, что доверять никому не стоит, но в данной ситуации выбора у меня особо и нет.
Я сажусь в автобус, откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Пока убегала, держала себя в тонусе, а сейчас, когда нужно просто ждать, пока автобус привезёт меня в родной городок, наступила пауза, и мозг начал самоанализ. И обычно данная его деятельность не очень хорошо сказывается на моей психике.
Рядом на кресло садится какой-то мужчина в возрасте, говорит, что если мне нужен будет доступ к багажу, он без проблем пропустит.
Я киваю, не став вдаваться в подробности, что никакого багажа у меня и нет. Потом мой спутник надевает очки, достаёт электронную книгу с видом «да, вот такой я современный» и уходит в чтение.
Автобус отправляется, выезжает на трассу и набирает скорость. Хорошо, что он не заходит на вокзалы столицы, откуда в этом направлении идут другие. Я умащиваюсь в кресле поудобнее, наблюдая осень за окном. Она уже полностью вступила в свои права. Серость, унылость, печаль… Крупные капли редкого дождя на стёклах окон автобуса от движения ползут под косым углом, барабанят по металлической крыше.
В груди сжимаются тиски. Боль не острая. Она будто вновь проснувшееся хроническое заболевание — ноет, саднит, заставляет глубоко вздыхать в тщетной попытке обогатить кислородом сдавленную грудную клетку. Со мной случилось то, чего я так старательно осознанно и подсознательно пыталась избегать — надежды. Пустой и глупой. Позволила душе вспорхнуть, чтобы вскоре упасть на камни.
Ларисе я ничего не сообщаю. Знаю, она будет волноваться, но знать, где я, для неё может быть опасно. Она и так слишком втянута. Позже напишу сообщение с какогонибудь нового номера, что я в порядке. А пока отключаю телефон.
Шесть часов дороги проходят в полудрёме. Обычно в стрессе я смотреть на еду не хочу, а тут голод стягивает желудок настолько, что я покупаю себе большой блинный свёрток с мясом, сыром и овощами в какой-то придорожной забегаловке. Никогда бы не подумала, что сделаю так, для меня это всегда было фу. Ну ладно бы там йогурт купить и батончик со злаками, но вот мне захотелось так вот нарушить собственные правила. Да и вообще, какие уж тут правила. Нет их. Вся эта гонка давно стала боем без правил.
Некогда успешный промышленный в советское время городок наш, в девяностые стал умирать в разрухе и бедности. Кто был легче на подъём, уезжали в Москву на заработки, бросали детей с бабушками, или жёны оставались одни. Семьи распадались, дети, хваставшие новыми шмотками из столицы, озлоблялись, потому что вещи вещами, а родительского тепла и воспитания не доставало.
А потом в начале двухтысячных полуразрушенный Машзавод за бесценок выкупил у государства частник, и в город какая-никакая, но всё же вернулась жизнь. Это сейчас я понимаю, что там больше было отмывание денег, но на тот момент горожане, удрученные безнадёгой, радовались и такому проблеску. Появилась работа, отреставрировали парк, дороги в Центральном районе и районе Машзавода, детские коллективы Дома культуры и школы искусств обзавелись костюмами от спонсоров и даже съездили пару раз с
