и ответ.
Мама смотрит то на меня, то на Богдана.
— Пусть так. Но это нисколько не снимает его вины. Нечего пить и есть из рук чужих женщин. — Выносит окончательный приговор.
Она отдает мне Снежану и выходит из кухни. Смотрю ей в след и поворачиваюсь к Богдану.
— Ты ничего не говорил мне об этом.
— Поверь, я даже вспоминать не хочу.
— Извини.
— Тебе не за что извиняться, Юлиана.
— Диа. — Встревает Снежана, и я только сейчас замечаю, что один кулачок у нее зажат.
— Снежа, а в ручке у тебя что? Покажи маме, — прошу дочь, но она прячет кулачок за спину.
— Снеженька, давай маме покажем. Мы же с тобой договаривались, — просит Богдан, и дочь тут же разжимает свои пальчики.
На маленькой ладошке лежит изумительное золотое колечко со вставками из бесцветных сверкающих камней. И это совсем недетское украшение.
— Богдан, она еще очень мала для таких «игрушек».
— А это не ей, а тебе. Да, Снежана? Это маме?
— Диа, — подтверждает дочь.
— Давай, мы наденем его маме, можно? — спрашивает разрешение у нее, а не у меня, и Снежана согласно кивает, будто что-то понимает в этом. — Иди-ка сюда.
Он ставит Снежану на угловой диван нашей старенькой обеденной зоны, которую мы с мамой решили не менять, пока Снежа не подрастет. Богдан, обнимая, придерживает дочь одной рукой, а другой берет колечко и поворачивается ко мне.
— Юлиана, я буду самым счастливым человеком в мире, если ты примешь мое предложение и согласишься стать моей женой.
— Диа, — вместо меня отвечает Снежана, очаровывая своей детской непосредственностью.
— Снежана не против. — Обаятельно улыбается Богдан, и возле его глаз расползаются лучики.
— Сговорились, да? — Не могу не улыбнуться в ответ.
— С ней было проще договориться, — обезоруживает своей честностью.
Снежана начинает прыгать на диванчике, выкрикивая:
— Дя! Дя! Дя! — радостно тараторит, не проговаривая звуки.
И мы, стараясь ее удержать, вместе ловим это непослушное создание.
— Тише! Стой! — восклицаем мы с Богданом одновременно.
Снежана подпрыгивает еще раз и врезается головой в наши подбородки.
— Оу! — Морщится Богдан.
— Снежа! — Я клацаю зубами так, что из глаз сыпятся искры.
— Что тут у вас? — На кухню входит мама, а мы втроем синхронно трем ушибленные места. — Ни на минуту нельзя оставить. — Качает головой.
— ы-ы-ы! — Снежана тычет маленьким пальчиком на руку Богдана.
— Что там?
— Марина Олеговна, я прошу руки у вашей дочери. — Богдан показывает кольцо.
— Ох… — Мама припадает к двери от неожиданности. — А я помешала, да?
— Нисколько, — мягко уверяет ее Богдан и переводит на меня взгляд. Долгий, такой проникновенный и молящий, что я снова тону в его омутах.
Без бороды Богдан выглядит намного моложе, но не это главное. В его глазах столько тепла, что они согревают.
Он сам берет мою руку и, глядя мне в лицо, надевает на безымянный палец кольцо.
— Я готов ждать ответа столько, сколько тебе понадобится времени, чтобы сказать мне «да», Юлиана, — произносит так чувственно, что моя душа сама кричит да.
— Диа!
— Правильно, Снежана! — Улыбается мама. — Видите? Ребенок за вас уже все решил.
— Правда? — переспрашивает у меня Богдан.
— Да, — отвечаю тихо.
— Да — согласна? Или да — правда?
— Да и да, — отвечаю еще раз.
— Ну, слава небесам. — Выдыхает мама.
И я почему-то уверена, что без них тут не обошлось.
Вроде бы все остается по-прежнему, но я остро чувствую, что это не так. Мама, Снежана, Богдан, я — мы все как-то гармонично умещаемся на нашей не такой уж большой кухне. Словно так было всегда. Вокруг все привычное, но в то же время есть что-то другое, совершенно новое, что-то неуловимое. Оно ощущается в воздухе, словно вдруг изменилось само пространство.
Мама суетится, сокрушаясь, что такое событие, а она ни к чему не успела подготовиться. Снежана шлепает ложечкой, отлепляя ее от фруктового пюре. А я, вместо того чтобы покормить дочь, смотрю, как она размазывает пюре по столу и щекам.
Привычным движением массирую пальцы и касаюсь кольца. Смотрю на новый предмет на своей руке, пока еще плохо осознавая, что происходящее не сон.
— Юлиана. — Моего слуха касается шепот Богдана.
Поднимаю взгляд и попадаю в плен бархатных глаз, таких же темных как глаза нашей дочери. Тону в омуте цвета переспелой черешни, и меня затягивает в них еще сильнее. Время замирает. Как и все вокруг. Богдан берет мою правую руку и подносит к губам. Чувствую тепло его дыхания и легкое прикосновение.
— Замерзла?
— Нет…
— Пальцы холодные.
Они у меня всегда холодные.
Богдан обеими руками греет теплом своих ладоней, не разрывая зрительный контакт. В его зрачках горит вся сила и глубина чувств и волнами перебегает ко мне через прикосновение наших рук.
Притяжение тянется невидимыми нитями, сильнее опутывает, легким покалыванием проникает через кожу, заполняет все изнутри и доходит до самого сердца. Мое дыхание сбивается, а пульс бешено стучит в висках. Я не слышу, но чувствую, как сердце Богдана бьется в унисон с моим, и не знаю, что это, если не соединение душ. Эмоции захватывают и переполняют, выливаясь через край.
Звонок домофона разрывает магию между нами. Испуганно смотрю в черешневые глаза и безмолвно шепчу одними губами:
— Папа… — Чей скорый приезд у меня совсем вылетел из головы.
— Не волнуйся. Все. Будет. Хорошо. — Мягко и то же время убедительно произносит Богдан, поглаживая подушечками больших пальцев мое запястье. Там, где пульсирует венка. — Я сам открою.
Отпускает мою руку, и я сразу же чувствую себя беззащитной.
— ы-ы-ы! — Снежана тянется, показывая, чтобы ее сняли с высокого стульчика.
Конечно, такое событие. Там кто-то пришел, а ее не пустили! Беру на руки дочь, но это не останавливает маленькую егозу. Ей непременно нужно в коридор.
Новицкий
Такси везет меня по городу, который за прошедшее время изменился до неузнаваемости.
— Можно через центр? — прошу таксиста и вижу недоуменный взгляд. — Давно здесь не был, — объясняю свое странное желание. — Очень давно.
— Без проблем. Как говорится: «Любой каприз…».
Он провозит меня по центральным улицам, проводя краткую экскурсию.
Здания выросли. Появилось много новых, современных строений. Профессиональным взглядом окидываю их, оценивая со всех сторон, и не замечаю, как подъезжаю к дому.
Насколько я знал из разговоров с Юлианой, они так и жили в нашей квартире. Нашей. Щемящее чувство давит в груди, когда я набираю цифры и нажимаю вызов. Пиликанье старой модели домофона заставляет мое сердце биться чаще. Жду и гадаю, кто подойдет к двери, и кого сейчас услышу. Марину или Юлиану?
Короткое «открываю», произнесенное мужским
