визитку уже в сумочке, — придаю своему лицу самое невинное выражение. — Очевидно, у него очень ловкие руки. Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Коул. К тому же… ты же видел, как он на меня смотрел. Естественно, я ему понравилась, и не будь я замужем, он бы попытал шанс. Так бывает. Смирись, твою жену хотят все, — пытаюсь отшутиться я.
— Сукин сын, — выругавшись, Коулман разрывает визитку на две части. Белки его глаз наливаются кровью. — И ты сохранила ее, мать твою? Зачем? — челюсть мужа ходуном ходит от гнева. Желваки бугрятся так, что никакая щетина их не скрывает.
— Не начинай. У тебя нет поводов для ревности. Ты украл мое сердечко, воришка, и никакому Гримальди оно не перепадет, — пытаюсь отмахнуться и сгладить конфликт.
Коулман до боли сжимает мое запястье.
— Нет поводов? Ты уверена?
— Нет! — ощетинившись, пытаюсь ослабить его мертвую хватку. Потянув на себя, Коул делает так, чтобы я опустилась на постель рядом.
— Все еще хочешь втроем? Поверь, Гримальди, учитывая его извращенные предпочтения, не откажется. От Монако до Амстердама лететь недалеко.
Дергаюсь, будто от удара. Его слова вызывают во мне неимоверную боль и мгновенное жжение во всей груди. Что он опять несет?
— Что ты сказал? Ты подонок, Мердер!
— Тебе такие нравятся, Энжи, забыла? Не строй из себя невинную дурочку. Я давно предлагал тебе подобного рода эксперименты, но помню, что мою идею со второй девушкой ты совершенно не оценила. Что ж, я тебя понял. Хочешь принца — будет тебе принц. Я не понимаю, зачем сохранять номер мужчины в своей сумке, если не хочешь быть им оттраханной.
— Ты серьезно? Это всего лишь номер. Ты себя слышишь? — пытаюсь вразумить этого безумца.
Но все бесполезно. Когда его «накрывает», тщетно абсолютно все. Он начинает пошлить, ругаться, нести такой бред, от которого в дрожь бросает и волосы на голове встают дыбом.
Он не контролирует себя.
— В любое время, — передразнивает тон записки Мердер. — Раздвинешь для Гримальди ноги в любое время, детка? Или тебе помочь? — срывая с меня полотенце, Коул резко накрывает ладонью мою промежность и вводит внутрь средний палец. Я прогибаюсь, закусывая губы почти до капель крови.
Едва ли не задыхаюсь от боли и унижения, от его оскорбительных слов и жгучего, опьяненного параноидальной ревностью, взгляда.
— Не смей! Не трогай меня, Коул! Не сейчас! В себя приди! — упираюсь ладонями в его грудную клетку и с помощью неимоверных усилий отстраняю обезумевшего мужа от себя. Чудом успеваю встать на ноги, хоть они и предательски дрожат.
— Разумеется, ты не хочешь, чтобы я тебя трогал. Ты поэтому так потекла от разговоров о сексе втроем со своим золотым принцем?
— Я не буду разговаривать с тобой на таких тонах, — я пячусь назад, пытаясь увеличить расстояние между нами.
— А нам не до разговоров, Энжи. Мне с тобой все предельно ясно. Ты — лицемерная и лживая, вся, до мозга костей. Делаешь вид, что тебе плевать на всю эту мишуру — статус, деньги, положение в обществе. А сама только и ждешь момента, когда меня прикончат, а у тебя появится возможность откусить в этой жизни кусок пожирнее.
— Ты правда так думаешь? — ком в горле мешает дышать, я нервно качаю головой, не веря, что все эти слова вырываются из его уст. Из губ любимого человека, от которого сейчас не осталось и следа.
— А что мне еще думать? Я не храню визитки баб в карманах брюк! Можешь проверить! — Коулман хватает меня за предплечья. Сжимает их, встряхивая мое тело, словно я легкая кукла. Его ноздри раздуваются от гнева, а я… отвожу взгляд, не в силах смотреть на то, как его ярость нарастает с бешенной силой.
Все равно что стоять у берега и ждать, пока цунами обрушится.
Больно… страшно… неизбежно. Неминуемо.
— Остановись, Коул. Остановись, пока не наговорил то, за что придется просить прощения.
— А может, ты отсосешь прощение? — ухмыляясь он обхватывает меня за затылок и рывком пытается поставить меня на колени. Впиваюсь ногтями в его торс, сопротивляясь всеми своими силами.
Ублюдок.
— Ты сукин сын, Мердер.
— Что ты сказала? Что ты сказала? Сука здесь ты, а не моя мать!
— Ты не в себе…
— Конечно, я виноват у тебя совершенно во всем. Наверное, и номерок я сам тебе подсунул!
— Отпусти меня! Я лучше вылижу пол языком, чем сделаю тебе сейчас минет! — огрызаюсь я, врезаясь кулаками в его стальное тело.
В какой-то момент получается ударить Коула в солнечное сплетение, и его сгибает. Это дает мне шанс на спасение, и я дистанцируюсь, тяжело дыша, до сих пор не веря в происходящее.
Озверев окончательно, Коул несется прямо в мою сторону, сжав челюсти. Кажется, что он сейчас ударит меня. Ударит так, что мало не покажется. Прижимаюсь спиной к стене, в паре метров от туалетного столика. Уже ровно через секунду Коул ударяет кулаком по зеркалу, и оно разбивается вдребезги с лязгающим звуком. Сотни осколков словно в слоу-мо рассыпаются по полу, окружая меня непроходимым иллюзорным пламенем.
Коул поднимает на меня разъяренный взгляд, раны на поврежденной от удара руке обагрены кровью. Совершенно дикий и пугающий вид, и, кажется, он все еще хочет приблизиться прямо ко мне.
— Стой. Не смей подходить, иначе тебе придется танцевать на стеклах.
— У тебя получится лучше, — выжигая взглядом стигматы на моем теле, бросает он.
Чувствую, что он хочет сделать отчаянный рывок в мою сторону, но я вовремя выставляю вперед ладонь. Удивительно, но этот жест немного отрезвляет Мердера. Резко развернувшись, он уходит прочь из номера — босиком и с обнаженным торсом. Дверью хлопает так сильно, что стекла окон дрожат, а моя голова инстинктивно вжимается в плечи.
Как только дверь за ним закрывается, я скатываюсь по стене на пол и предаюсь диким и истошным рыданиям, которые слышит, должно быть, весь Амстердам.
Плевать.
Не знаю, сколько времени провожу в таком состоянии, и еще час расчищаю себе дорожку от стекол. И все равно умудряюсь наступить на несколько, доведя свои стопы до кровоточащих ран. Черт…
Так больно давно не было. Невыносимо. Страшно. Пусть к черту проваливает, пусть не возвращается…
Я домой хочу, к папе и маме.
Так наивно и глупо. По-детски.
Заперевшись в ванной с ноутбуком Коула, я ввожу череду подсмотренных и выученных паролей. Мердер частенько работал при мне, иногда прямо в постели, когда я делала вид, что бесцельно глазею в экран, наблюдая за быстро сменяющимися рядами цифр и столбцов. Возможно, с его стороны это было проявлением доверия,
