Заставляю себя сидеть и слушать, как он разговаривает по телефону с поставщиками и страховой компанией, позволяя этому накалять и разжигать мой гнев. После возвращения в офис он заверяет меня, что ему ничего не нужно, и я говорю, что отправляюсь по кое-каким делам, лишь слегка заикаясь.
Он отпускает меня движением подбородка, и я заставляю себя медленно идти к двери, пока не скрываюсь из виду. Бегу к своему грузовику, завожу его и отправляюсь в магазин кормов Миллера.
Мои пальцы барабанят по рулю, и я пролетаю три знака остановки, и наконец подъезжаю к большому зданию, похожему на склад. Это хорошее место, отличное расположение прямо на главной улице, с настоящей парковкой, двойными дверями и бронзовой статуей длиннорогого быка перед входом.
Захлопываю входную дверь и направляюсь прямо к кассирше, которая подпрыгивает, когда мельком видит мое лицо.
— Могу я Вам чем-нибудь помочь?
— Мне нужен Дастин. — Я выплевываю его имя, как будто это ругательство, моя челюсть болит от скрежета зубов.
Ее глаза бегают по сторонам, прежде чем она берет телефон и нажимает на кнопку.
— Да, привет, это Бритни. Эм… к тебе пришла девушка. — Ее глаза встречаются с моими, и она вздрагивает, вероятно, читая мои мысли, которые звучат примерно так: «Тебе лучше не игнорировать меня, ублюдок». — Ваше имя, пожалуйста?
— Шайен Дженнингс. — Я скрещиваю руки на груди.
— Да, хорошо. — Она вешает трубку. — Проходите наверх.
Она указывает на лестницу в задней части магазина, но я уже знаю, где находятся офисы, поэтому уже на полпути туда.
Топаю вверх по лестнице и направляюсь прямо к старому кабинету его отца, но, прежде чем успеваю сделать это, он появляется в дверях.
— Шайен, что привело тебя… Вау! — он поднимает руки, когда я протискиваюсь мимо него в кабинет. — Что заползло тебе в задницу?
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Ты, Дастин.
— Хотел бы я залезть в твою задницу, Шай. — Он усмехается, затем закрывает дверь. — Но что-то подсказывает мне, что ты здесь не для того, чтобы обслуживать меня на столе.
Мои губы кривятся, и я чувствую себя грязной, просто стоя в его присутствии. Он направляется к своему столу в сапогах и коричневой рубашке на пуговицах — воплощение ковбойской честности. Возможно, он и способен одурачить людей в этом городе, но не меня. Шоры сняты. Он плюхается в кресло и закидывает свои ковбойские сапоги на стол, сверкнув непристойной ухмылкой.
— Я знаю, что это был ты. — Мои руки трясутся от ярости из-за того, что он совершил, что сказал о Лукасе и что сделал с моим отцом.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, детка…
— Не называй меня так, черт возьми! — я бросаюсь к нему, желая быть больше похожей на Гейджа, запугать его, обхватить руками за горло и перекрыть ему кислород, пока он не усомнится в собственной смертности, но замираю. — Ты связался не с той семьей.
Его глаза сужаются.
— Серьезно?
— Я знаю, что это ты разгромил дом Маккинстри. Я видела твою маленькую визитную карточку, Дастин. Меня от тебя тошнит.
Он только смотрит на меня холодными невыразительными глазами.
Гребаный ублюдок.
— Признайся, или я сама все расскажу копам.
Он пожимает плечами.
— Мне не в чем признаваться. Мои руки чисты.
— Лжец! Я видела, что ты написал, то же самое, как ты назвал Лукаса в баре, прежде чем он уронил тебя на задницу.
Его лицо краснеет, а взгляд становится жестче.
— Ты назвал его дебилом. — Я произношу это себе под нос, слово настолько мерзкое, что от одного его произношения меня тошнит.
— Это и есть твое доказательство? — он поднимает брови. — Черт, Шай, все в городе его так называют.
Я дергаюсь назад, и мой рот открывается.
Он смеется, приподнимая одну светлую бровь, чтобы придать своему образу американского парня опасный оттенок.
— Это стало для тебя неожиданностью?
Лукас другой, асоциальный, болезненно застенчивый, а этот город известен тем, что предвзято относится к новичкам.
— Этот парень практически не появляется на свет, и никто ни хрена о нем не знает, он не делится. Черт, он почти не разговаривает. А потом ни с того ни с сего затевает со мной драку. Ну же, Шай. Он просто фрик!
— Он не такой. — Слова произносятся шепотом, потому что все, что Дастин замечает о Лукасе, явлчется правдой, за исключением того, что он не нападал на Дастина без причины. — И ты начал эту драку. Он защищал меня.
— Ты неравнодушна к этому неудачнику?
— Не называй его так…
— Ты трахаешься с ним сейчас, Шай?
— Заткнись…
— Причина, по которой ты не хочешь снова быть со мной, в том, что сосешь его отсталый член?
Слова ударяют меня в живот, и я отступаю, чтобы отойти подальше от его ядовитого рта.
— Именно так я и думал. — Дастин встает и упирается костяшками пальцев в стол. Его дразнящая улыбка исчезает, а челюсть сжимается. — А теперь, если у тебя нет каких-либо доказательств, что это был я, или если с тобой нет полицейского, чтобы арестовать меня, убирайся к чертовой матери из моего магазина.
— Не могу поверить, что я когда-либо заботилась о тебе. — Разворачиваюсь на каблуках, бегу вниз по ступенькам и забираюсь в свой грузовик. Моя кожа липкая от пота и адреналина, а сердце бешено колотится.
Все в городе его так называют.
Слова Дастина повторяются у меня в голове. Возможно ли, что я не единственная в городе, кто знает о Лукасе… знает о Гейдже? В моей голове крутится больше вопросов, чем ответов.
Но я знаю кое-кого, кто мог бы на них ответить.
Толкаю входную дверь закусочной, и над моей головой звенит маленький колокольчик. Я ищу Дороти. Она стоит за прилавком, вытирает руки о фартук и улыбается мне.
— Привет, Шай. Ты здесь на поздний ланч?
Я сажусь на табурет в дальнем конце стойки, она следует за мной и кладет передо мной меню.
— Нет, я…
— Ты в порядке, дорогая? — она прижимает тыльную сторону ладони к моему лбу. — Не очень хорошо выглядишь.
Я заставляю себя улыбнуться и киваю.
— Я в порядке, просто… — Меня тошнит, и я злюсь на этот тупой гребаный город и тупых недалеких придурков, которые в нем живут. — Просто немного проголодалась, спасибо.
Я заказываю сэндвич и жду, пока Дороти оформляет заказ, а потом подзываю ее.
— Да, милая? — она улыбается.
— Эй, Дороти, могу я задать тебе вопрос?
— Конечно.
— Ты знаешь Лукаса, верно? Новый парень в городе, моего возраста. Он пришел однажды утром, чтобы налить себе кофе? Темные волосы, всегда носит кепку…
— Да, я его знаю.
— Что ты знаешь о нем?
Она опирается полным бедром на стойку и вздыхает.
— Милый парень. Особенный, понимаешь?
Желание зареветь почти невыносимо. Я точно знаю, что значит «особенный», и это не то, кем является Лукас. Вместо того чтобы плеваться огнем, я просто киваю.
— Он появился в городе не так давно. Был грязным, слишком худым, неопрятным. Он жил в своем грузовике, по крайней мере, так они говорят.
Они. Горожане. Внезапно я начинаю ненавидеть Пейсон за Лукаса.
— Люди пытались помочь ему, предложить еду, сводить в церковь и все такое, но он отказывался. — Она пожимает плечами. — Только когда он начал работать на твоего отца, люди заметили, что о нем заботятся, и оставили его в покое.
— Ты или кто-нибудь знает, что с ним не так?
— Ему не хватает пары «блинов в стопке» (намек на умственную отсталость; «нет пары извилин»), но в остальном, думаю, он безвреден.
Я делаю долгий, облегченный вдох. Они не знают.
— Можешь ли ты, я не знаю, вспомнить кого-нибудь, кому он мог бы не понравиться? У кого-нибудь есть причина хотеть причинить ему боль?
Ее лицо искажается от отвращения.
— Господи, нет. Он хороший парень.
— Дело в том, что один из домов, над которым работает папа, подвергся вандализму, и тот, кто это сделал, нарисовал на стенах какую-то гадость из баллончика.
