— Ты кто такой? И что тебе надо от меня? — дрожащим голосом, полностью выдающим его страх, начинает блеять Семён.
— Я твой самый лучший друг, — оскаливается Басов, — пошли, поболтаем за кашу манную, за жизнь туманную!
— Никуда я с тобой не пойду! — начинает словно желейная масса дрожать это аморфное нечто, и я прямо так и вижу, что он бросает меня здесь и сейчас, чтобы с воплями убежать в закат, сверкая пятками и вопя «спасите, помогите».
— Пойдёшь! И заметь, я ведь тебя пока прошу по-хорошему, — припечатывает Басов и между парнями случается короткая дуэль взглядов, в котором Ярослав всухую берёт верх.
Они наконец-то оставляют меня одну, в недоумении таращиться им вслед, гадая, зачем пришёл сюда Басов, с какой целью принялся трамбовать Семёна и что именно планирует получить по итогу. И только здесь меня прибивает осознанием, что чёртов сын старосты нашего прихода может прикончить меня одним-единственным выстрелом, просто рассказав моей матери, кто именно предстал перед нами и какие разговоры смел вести.
И что-то мне подсказывало, что моя дражайшая матушка уже не поверит в очередные сказки про белого бычка. Она просто прихлопнет меня, как надоедливую муху, и концы в воду.
Я уже словила ментальной кувалдой по мозгам и прочувствовала, как в венах стынет кровь, представляя себе ужасающие последствия этой встречи, а потом почти кинулась к парням, чтобы хоть как-то спасти ситуацию. Но тут же притормозила и с открытым ртом принялась наблюдать, как Ярослав жмёт руку Семёну, а затем достаёт из заднего кармана несколько крупных купюр и передаёт их моему нежеланному спутнику.
Тот с жадностью, и явно ликуя, их пересчитывает, удовлетворённо кивает Басову и, даже не глядя в мою сторону, устремляется на выход из парка.
Просто в припрыжку смывается и всё, понимаете?
— Что это значит? — развожу я руками, замечая, что они дрожат, словно у запойного алкоголика.
Басов сначала просто смотрит на меня, будто голодный удав на жалкого кролика, а потом его губы медленно расплываются в улыбке Чеширского Кота.
— Ну, — делает он ленивый шаг в мою сторону, — у меня есть несколько вариантов.
— Ярослав! — психую я, всё ещё провожая взглядом удаляющуюся фигуру Семёна.
Вот он перебежал дорогу на запрещающий для пешеходов сигнал светофора. А вот пулей влетел в компьютерный клуб и скрылся в его глубине.
Оу...
— Истома, вот я тебя, конечно же, очень люблю, но...
— Что? — снова перевожу на Басова глаза.
— Ты такая дура! — рычит он и окончательно сокращает между нами расстояние, а затем крепко прихватывает меня за руку и буквально на буксире тащит в сторону парка аттракционов.
Касса. Два билета на чёртовое колесо. А через пару минут кабинка уносится в самую высь, оставляя нас наедине друг с другом.
— Дура? — обиженно поджимаю губы.
— Именно! — подхватывает меня под задницу и усаживает к себе на колени, тут же начиная покрывать моё лицо короткими, отрывистыми поцелуями и расстёгивая на мне куртку. — Твоя мамашка-невменяшка опять что-то там отчебучила, и ты тут же, даже не поговорив со мной, задвинула нас на полку? Ну что за дела?
— Нас? — пытаюсь я сохранить ясность и трезвость ума, но отчаянно проигрываю сама себе. И ему!
Потому что Басов — заклинатель моих мурашек, что уже услужливо побежали по коже, и бабочек, что обезумевшим роем запорхали внутри моего живота. Он не прикасается ко мне, а чиркает спичкой. Раз — и я сгораю в его огне.
— Да, Истома! Нет ничего важнее нас — заруби себе этот факт на своём очаровательном носике и больше никогда не забывай. А мать твоя пусть идёт лесом. Ясно? Говори со мной, а я буду решать все наши проблемы. Усекла?
— Но как же..?
— Всё, малая. Теперь мы заказываем музыку, — прикусывает мою нижнюю губу и чуть оттягивает её, раскаляя меня горячим шоколадом своих глаз, что смотрят на меня так чувственно и цепко.
— М-м?
— Соображай! Она же сама вручила нам билет в счастливую жизнь без забот и хлопот. Сёма! И теперь каждый день будет наш, под прикрытием этого увальня, помешанного на компьютерных играх.
— Ты что купил его? — охнула я.
— Правильнее будет сказать так — я посадил на цепь и твою безумную мать, и этого недоноска с усиками, бредящего виртуальными стрелялками, — скривился Басов, а затем стиснул меня своими ручищами и наконец-то впился в губы страстно и горячо. Так, что у меня окончательно снесло крышу.
И я всё чувствовала. Стук его сердца. Сбитое дыхание. Хриплые стоны. И горела, горела, горела...
— Сколько у нас есть времени?
— Вечность...
Так и вышло. Каждый день осенних каникул за мной заходил Семён, наваливая кучи бесстыжего вранья в уши моей матери и бабки, а затем сдавал меня на поруки Басову, который, в свою очередь, платил парню оговорённую сумму, чтобы он не отсвечивал. И служил нам ширмой.
А там уж мы абсолютно растворялись друг в друге. И мой секретный чемоданчик полнился подарками от Ярослава. Браслет, на котором висели милые фигурки, напоминающие яркие моменты из нашей жизни и цепочка с перевитыми буквами «Я» и «В», фотоаппарат мгновенной печати, на который мы наделали целую кучу совместных снимков и ещё наушники, чтобы я могла слушать наши треки.
Там же, в чемодане лежал и портрет, нарисованный Аммо. Я его так и не развернула. Даже не притронулась! Боялась, что если сделаю это, то тем самым приму от парня этот ненужный мне дар и предам доверие Ярослава. Вот только Рафаэль по-прежнему писал мне тонны ванильных и не очень сообщений. Но я лишь сухо рубила «привет, пока, да, нет, не знаю». А особо откровенные признания тут же сметала в корзину.
И каждый раз я просила Аммо перестать напоминать мне о своих чувствах, прекратить испытывать на прочность моё терпение, но тот только извинялся, обещал, что этого больше не повторится, но уже на следующий день снова расшатывал мои нервы, заставляя меня наполняться чувством вины из-за того, что я не могу ответить этому парню взаимностью.
Совсем не могу. Никак. Шансы по нулям.
И вот как бы нам этого ни хотелось, но наступил последний день каникул. Мы снова сбежали на маяк, оставляя цербера Сёму сторожить наш идеальный мир от жестоких пришельцев в лице моей матери и бабки.
Ярослав развалился на подушках топчана и неторопливо листал мой альбом с эскизами, пока я развешивала по периметру площадки ретрогирлянду, пристёгивая на неё же наши снимки, а затем любовалась проделанной работой.
— Хоть переезжай сюда и живи, — улыбнулся Басов и оглянулся.
Да, теперь тут было просто сказочно уютно. Мы купили и привезли на маяк парочку огромных фикусов, напольный электрокамин, свечи, умную колонку и небольшой стеллаж, который я заполнила любимыми книгами. Ярик к ним почти не прикасался, так как был исключительным технарём, но я иногда читала ему вслух стихи, которые произвели на меня неизгладимое впечатление или просто пересказывала сюжет той или иной истории, делясь с парнем своими мыслями о прочитанном.
И надо отдать ему должное, Басов меня всегда внимательно слушал, перебирая мои волосы или вычерчивая на моей ладони бесконечные вихри.
Это была идеальная неделя, наполненная смехом, поцелуями и счастьем. Она пахла морской солью и лавандой, что я поставила в низкую вазу рядом с одиноким биноклем. Каждый прожитый день искрил, словно оголённый провод и вспыхивал снопом разноцветных фейерверков, когда наши взгляды встречались, намертво прикипая друг к другу.
Стоило только кончикам пальцев соприкоснуться, как нас било молнией и притягивало. Веки тяжелели. Дыхание перехватывало. Сердце в груди билось так, что казалось ещё чуть-чуть и оно просто проломит рёбра и выскочит, стремясь стать ещё ближе к объекту своего поклонения.
И кровь кипела...
И мозги плавились...
И каждая клеточка тела вспыхивала от эйфории просто потому, что её любили. А потом тухла, когда Басов вновь и вновь спускал меня с небес на грешную землю своими испытующими вопросами о матери, о её, попахивающим чем-то нездоровым, отношении ко мне, о прошлой жизни и том, почему мы не можем даже попробовать рассказать ей о наших отношениях.
