— О чем ты думаешь? — спросила она, прижимаясь щекой к его груди. Сердце Дори билось спокойно и уверенно.
— Я вдруг подумал — а не побороться ли нам?
Она хихикнула.
— Никак не можешь смириться с поражением, верно?
— Да ни за что. — Он помолчал. — Мне еще никогда это не удавалось.
Ей тоже это не удавалось. И вот они стояли рядышком, сердце к сердцу, и чувствовали, что сейчас, только что, оба они проиграли нечто очень важное.
— Ну, что? Поедем к тебе? — спросил он, не двигаясь.
Она кивнула, но тоже не пошевелилась.
— Гил? — спросила она очень тихо, и в голосе ее послышался настоящий страх. — Ты ведь останешься со мной?
— Конечно. Насколько смогу, настолько и буду рядом с тобой.
И Дори осталась еще на неделю.
Она хотела дать детям время привыкнуть к мысли, что уедет — чтобы они начали думать о ней, как о доброй тетушке, приехавшей погостить, пробывшей у них довольно долго, но рано или поздно уезжающей домой.
Трудно было выбрать день отъезда. Скоро у Флетчера день рождения. Он со своей подружкой, той самой Молли Лундгрен, собирался в кино после небольшого семейного торжества, конечно, при условии, что он сдаст экзамены на водительские права в тот же день. На первую неделю августа была запланирована выставка, которую она никак не хотела пропустить. Бакстер должен был представить на ней обеих Эмили — корову и теленка, и она просто обязательно должна была присутствовать на этом событии.
Но, начиная планировать наперед, чем она в последнее время частенько занималась, Дори понимала, что этот город и его жители стали слишком много для нее значить… Но еще большее значение приобрела для нее семья Хаулеттов.
После выставки, в сентябре, начнутся занятия в школе. Флетчер опять будет стонать от алгебры, а Бакстер станет радоваться новым учителям, новым карандашам и фломастерам, новым школьным ботинкам. Потом нужно будет засевать поля пшеницей и собирать урожай кукурузы и чечевицы. Надо будет продавать коров. Потом День Благодарения — семейный праздник, и вот уже подойдет время рождественских каникул…
Она могла придумать десятки причин, почему нужно отложить отъезд. Так многое ей хотелось увидеть и принять участие в стольких событиях! Первая любовь Флетчера и его разбитое в первый раз сердце. Первая седина в волосах Гила. Первая игра Бакстера в команде по бейсболу. Мэтью будет стареть и становиться все мудрее с годами. Флетчер закончит школу, и у него будет выпускной бал. Гил станет работать над своим романом. Бакстер подрастет и станет высоким и неуклюжим.
Но Дори точно знала, что от всего этого ей будет еще сложнее отказаться и уехать от них.
— Милая моя, доченька, я так рада, что ты решила вернуться домой! — говорила мать. — Прошло столько времени!
— Правда? — искренне удивилась Дори. Ей казалось, что она приехала в Колби совсем недавно. — Да, пожалуй.
— Так когда же ты приедешь?
— Поэтому-то я тебе и звоню. Дело в том, что у меня больше нет машины, и мне нужно, чтобы…
— О нет, Господи! Неужели еще одна авария? Дорогая, с тобой все…
— Да нет же, мама, успокойся. Все в порядке. Я проиграла ее в бильярд.
— Бильярд? Дороти, тебе должно быть стыдно! Ты опять пыталась обыграть кого-то, а он оказался сильнее, верно? Говорила я твоему дедушке, что эта игра в один прекрасный день до добра не доведет. Говорила ведь, что однажды тебе повстречается человек, который будет играть лучше тебя. А такой человек всегда находится. Почему же он не научил тебя просто разгадывать шарады?
— Потому что ты научила меня разгадывать шарады, когда мне было всего пять лет.
— Правда?
— Мама, мне надо как-то добраться в город из аэропорта. Ты не могла бы меня встретить?
— Ну конечно, дорогая. Когда ты прилетаешь? Подожди-ка, я только возьму карандаш и бумагу.
Каждый четверг в июне и в июле в парке устраивался пикник для жителей города и сезонных рабочих. Играла музыка и работали аттракционы. В последний четверг накануне отъезда Дори вместе с Гилом и детьми отправилась на пикник, чтобы попрощаться с теми знакомыми, кого встретит.
Она не хотела уезжать, не сказав ни слова. Не хотела исчезнуть так же незаметно, как и появилась в городе. Люди приняли ее в свой круг. О ней сплетничали и беспокоились, как о любом постоянном жителе городка. Хотя иногда это могло раздражать, такое подобие города виноградной лозе, где каждая ягодка заботится о других и старается оберегать и поддерживать других — это был просто способ их существования. И Дори очень скоро оценила все преимущества такой жизни. Она чувствовала, — что ее защищают, она была в безопасности, пока не исцелились ее раны и она вновь не стала сильной и крепкой. Поэтому-то она и не хотела уезжать, не поблагодарив своих новых добрых знакомых.
В пятницу утром она проснулась на рассвете и тихонько отругала мать-природу, что та решила сделать этот день прекраснейшим летним днем, какой бывает только в Канзасе. Она снова закрыла глаза и стала представлять себе ужасный холодный и дождливый денек где-нибудь в конце февраля или в марте. Дори почувствовала, как Гил покрепче сжимает ее в своих объятиях, и улыбнулась. Мерзкая погода ничего бы не изменила. Она все равно будет представлять себе его в солнечный день, стоящим посреди поля колосящейся золотой пшеницы, доходящей ему до колен. По полю будет всегда пробегать легкий ветерок и ворошить его мягкие темные волосы.
— Уже пора? — прошептал Гил ей на ухо. Они лежали, словно две серебряные ложечки в футляре для столового серебра.
— Еще нет. — Она возвращалась в его тепло и силу. — Я подумала, что мне было бы лучше взять такси до аэропорта.
— Я хочу сам отвезти тебя.
— Но я могу разреветься.
— Я тоже.
Она представила себе, как они стоят в аэропорту, рыдают и заливают все вокруг слезами, и почему-то эта сцена показалась ей чрезвычайно забавной. Дори рассмеялась. Ему, должно быть, представилось нечто подобное, потому что он тоже хохотнул. Она повернулась к нему лицом и стала целовать его улыбающиеся губы.
— Кто же будет ласкать меня и заставлять смеяться в Чикаго?
— Кто же будет спорить со мной и заставлять делать то, что я не хочу делать?
— Флетчер? Бакстер? Мэтью?
— Да, конечно, но они не умеют делать этого так чертовски утонченно, как ты.
— Гил, я не хочу уезжать, — сказала она, зарываясь лицом ему в плечо. Единственным утешением было то, что она выбрала самый ранний рейс, поэтому не придется прощаться с Мэтью и детьми. Это она сделала накануне.
— Надо, — ответил он, крепко обнимая ее. Сердце у него в груди готово было выскочить наружу. — Ты должна это сделать ради самой себя. Ты должна быть уверена в том, что делаешь.
