больше, чем хотелось бы. Оба израненные прошлым, закаленные жизнью. Прошедшие тернистый путь, готовые пойти на многое ради семьи.
— Ты, — задохнувшись, я провела указательным пальцем по немного распахнутым губам, из груди Орлова вырвался хрипящий рык, — поцелуй меня. Прошу.
Ему не требовалось повторять дважды. Не Владимиру Орлову! Меня снес его напор, стиральная машина подпрыгнула на месте, когда мужские губы впечатали меня в стену за спиной. Язык яростно таранил мне рот, пока руки жадно бродили по телу, буквально разрывая на мне хлипкую футболку и тонкие шорты.
— Дьявол, — губы сомкнулись на оголенном плече, когда член, все еще скрытый брюками, вжался в меня между ног, — как же я давно хотел этого! Ты снилась мне каждую чертову ночь, Каролина!
Он прощупывал эту реальность, словно пытался убедиться в подлинности. Того же хотела и я, пока тело пылало во властных, требовательных руках!
— Тогда, — сглотнув вязкую слюну, прошептала, не слыша своего собственного голоса через бешеное дыхание Владимира мне в ухо, — чего ты ждешь?
Тайфун снес нас в ванну. Это было больше обычного людского притяжения, скорее — инстинкт самосознания. Он требовал Владимира, не мог больше ждать. Я сорвалась с завязки, дрожащими пальцами снимая с мужчины рубашку под струями теплой воды, пока моя собственная одежда была давно разбросана по полу ненужным комком тряпок для будущих уборок.
— Развернись, живо! — приказал он глухо не терпящим возражения тоном. Я не могла ему перечить, не сейчас, поспешно отворачиваясь к стеклянной стене. — Откинься вперед, девочка. Быстро.
Поспешно повалившись на стекло, я ощутила, как мое горячие соски касаются прохладной поверхности, по телу прошла дрожь томительного ожидания. Две ладони сомкнулись на бедрах, резко потянув на себя. Только лишь благодаря растопыренным пальцам, уперевшимся для устойчивости, удалось удержаться на ногах.
— Я хочу услышать, как ты стонешь, но не сегодня. Комната Антона очень далеко, стены со звукоизоляцией, но лучше не рисковать, — зубы сомкнулись на мочке уха, я несдержанно зашипела, ерзая ягодицами о все еще запертый в оковы брюк член Орлова. Зазвенела бляшка ремня, шелест брюк, а после звук спадания одежды на влажный пол. В отражении на плитке я заметила, как мужчина одним уверенным движением достает тонкий кожаный ремень из петелек, вставая на ноги. Не успела я задаться вопросом: «Зачем он нужен?», как Владимир перекинул его через мою шею, ущипнул за клитор свободной рукой и во время глухого стона вставил между моих зубов свой ремень, натягивая его позади, слово поводья. — Вот так надёжнее, девочка моя.
И тогда его член вошел в меня мягко и неторопливо, давая нам с Владимиром прочувствовать каждое мгновение. Меня сковало судорогой, когда мужчина замер внутри, войдя на полную длину. Его яички хлестнули меня по клитору, колени начали подкашиваться.
— Я приказываю тебе стоять смирно, — рявкнул он хищно, томно и низко, отвесив болезненный шлепок по ягодице, воспламеняя изнутри еще больше. Превращая меня в один сплошной нерв, готовый взорваться от любого касания!
И тогда Орлов так же не торопясь вышел полностью и снова, никуда не спеша, вошел внутрь до шлепка. Эта самая ужасная пытка продолжалась вечность, сводя с ума и лишая здравого смысла. Я больше не контролировала себя, не могла сдержать стоны. Тогда Орлов натягивал ремень туже, не позволяя мне увернуться второй рукой, пригвождая к месту.
— Хочешь быстрее? — рычал он, издеваясь над моим взмокшим телом, требующим немедленной разрядки. Выбора было лишь два: умереть здесь и сейчас от перенапряжения или кончить, взрываясь серпантином по туманной от горячей воды ванной. Цокнув языком, он покачал головой. — Не сегодня, Каролина. Я хочу, чтобы ты запомнила каждую секунду сейчас. И, когда будешь мастурбировать впредь, думала лишь обо мне.
Знал бы Орлов, что если я когда-либо кончала, то только при мыслях об этом мужчине. Он так глубоко запустил корни в мое тело, пуская ростки, что мужчины вокруг стали безликими и бесполыми. Я видела лишь его, была настроена исключительно на его убивающую изнутри, сильную и парализующую ауру.
По щекам текли слезы, ноги свело судорогой, пресс напрягся, клитор болел… А член Владимира все медленнее и медленнее входил в меня, как поршень… Нанизывая снова и снова, натягивая поводья туже, заставляя запрокинуть голову назад. Я умирала изнутри, когда чудом удалось поймать нужную волну. Сжимая колени, я взорвалась от самого мучительного из всех возможных оргазмов, а через секунду на меня повалился мужчина, между бедер полилась горячая лава.
— Это… — меня потряхивало от адреналина, реальность казалась невозможной. Приходя в себя, я упала на небольшую каменную лавку краем ягодиц, протирая онемевшей рукой пот с мокрого лба. — Это было безумно…
Владимир ничего не ответил, он молча взял с верхней полки губку, намыливая ее в ладонях гелем для душа. Не отводя от меня взгляда, Орлов опустился передо мной на колени, и я перестала дышать, когда тот уверенно и размеренно принялся стирать сперму между моих ног.
— Я могу и сама, — нахмурилась, чувствуя себя неловко.
— Сиди спокойно, — приказал мужчина, не позволяя прикоснуться к средствам гигиены. Он сам прошелся губкой по каждой впадинке моей кожи, собственными руками промыл волосы шампунем, и, когда я была снова возбуждена до головокружения, распахнул двери ванной. — Иди. Проверь Антона. Уверен, он до сих пор играет в машинки.
Завернувшись в банный халат, я с трудом переставляла ноги по пути к комнате мальчика. На губах была глупая улыбка, когда я распахнула его двери и увидела, как тот спит прямо на полу, в обнимку с машинами.
— Малыш, — подойдя по ближе, шепнула на ухо. — Пора в кроватку.
Тот лишь нахмурился, буквально ложась телом на подарки. Словно боясь, что их вот-вот отберут. Своими силами поднять с пола восьмилетнего мальчика я могла, но не стала рисковать при беременности. Тем более, если это мог сделать Владимир.
Выключив пока свет, я вышла в коридор, услышав, как открывается дверь ванной. Но внимание мое привлек не Орлов, а то, что осталось при входе в квартиру… Огромный букет из не менее двухсот роз, стебли которых были выше меня на целую
