проблеме. Он отвел нас в свой дом, просторный, с широкими окнами и большим внутренним двором, а Сан привел к нам старейшину деревни. Сморщенный старичок, горбатый, но живенько передвигающий ноги, долго всматривался в наши лица, потом степенно кивнул трясущейся головой, сказав:
— Рады вас приветствовать. Вы не похожи на разбойников.
Я подумала о том, что видел бы он меня полчаса назад в облике дикого волка, даже разговаривать бы не стал. Тюкнул бы своей клюкой по голове и приказал бы прибить на месте. Старик Болигр, как его звали, был здесь главным, избранным всеми деревенскими жителями, его слово было здесь законом.
Мы присели за стол с разрешения старика, радуясь, что наконец-то сможем поесть нормально, не держа тарелку на коленях и не вдыхая дым костра. Камая с Саном ушли топить баню, сказав, что мы пропитались запахом пыли и гор, и надо бы нам помыться. Мы не возражали.
Шустрая девчушка двенадцати лет, сестра Камаи, бодро наливала нам похлебку из рыбы, с любопытством разглядывая нас. Мы сидели в комнате с огромной белой печью в центре, от которой исходил жар горящих дров. На полах лежали самотканые ковры, в широких окнах виднелся сад во дворе, шевеля в темноте гроздьями со спелыми вабупами.
— Так куда вы путь держите, странники? — спросил старик Болигр, кроша в похлебку хлеб.
— В Горы Смерти, — прямо ответил Гай. — У нас приказ от двух князей и есть задание.
Гай взял на себя переговоры со стариком, а мы с Зеном уплетали за обе щеки вкусную уху, приготовленную на славу.
— В Го-оры Смерти, — протянул старик. — Далеко.
— Да уж, отсюда не видать, — пошутил Гай.
— Слыхал, вы узнали о нашем проклятии?
И так хитро смотрит на нас. Сам сморщенный, на лице ни одного ровного места не осталось, а голубые глаза горят молодостью и мудростью. Люди с таким взглядом много повидали в жизни, много знают, их память соединяет прошлое с настоящим, а будущее они угадывают наперед.
— Узнали, — развел руками Гай, и добавил, — случайно узнали.
— А скажите, — влезла я в их разговор, — с какого именно века началось ваше проклятье?
Старик пожевал беззубым ртом, проглотил еду и погрозил мне пальцем:
— Ты, деваха, не встревай в мужской разговор. Сиди и кушай, а уши держи открытыми. Ответ сам придет.
Он с первого взгляда понял мою принадлежность к женскому полу, в отличие от некоторых. Зен рядом со мной хмыкнул, сдерживая смех, а я наступила ему на ногу под столом. Он тихо ойкнул, а старик меж тем продолжал:
— Вы, молодые, несетесь вперед, а сапоги надеть забываете. Так, говорите, друг ваш пропал? Уж не маг ли он Воды, а?
— Маг воды, уважаемый, — кивнул головой Гай.
— И стремится он к северным озерам?
— Верно, — подтвердил мечник.
— Хм…
Старик задумался, поглаживая бороду. Мы продолжали есть уху, гремя деревянными ложками, а сестра Камаи присела к лавочке возле печи, навострив уши.
— Айя, сходи, помоги брату воды натаскать, — приказал старик девчушке.
— Так темно уже!
— Сказал, иди. Факел возьми с собой.
Надувшись, девчушка хлопнула дверью, а старик Болигр, прогнав лишние уши, сказал нам:
— Вот что я вам скажу, ребятки. К северу находятся земли, в которые даже нам путь закрыт. Немало магов воды ушли туда, не вернувшись. Те земли некогда были населены древней расой, ирийской. Слышали, небось, про них?
Старик, проживающий в Высшими забытой деревеньке, знает про ирий. Это нам надо удивляться, а не ему нас спрашивать.
— Слышали, — кивнул головой Гай. — Девушка, путешествующая с нами, историк, благодаря ней мы многое узнали об ириях.
— Вот оно как, — старик погладил бороду, глядя, как мои щеки залил румянец от похвалы. — Историк. А ты письмена старые знаешь?
Я кивнула головой.
— Хорошо, — крякнул он. — Тогда вы сможете найти своего друга. Я дам вам карту тех земель, но карта старая, на ней незнакомые нам письмена. Авось, и пройти сможете. В том месте есть ответы на многие вопросы, но нам туда хода нет, поэтому карта до сих пор пылилась в сундуке моего дома.
— Вот так 'за спасибо' отдадите? — удивилась я.
— Нет, торопыга, — покачал головой старик. — Вы возьмете с собой птицу Аро. Там, в старых глубоких озерах таится ответ на вопрос, откуда взялось проклятие нашего рода. Дайте мне обещание, что каков бы не был итог вашего странствия к озерам, вы расскажите мне о нем.
— Я даю вам такое обещание, — приложив руку к сердцу, поклялся Гай. — Мы узнаем, что за проклятие висит на вас, кто его наслал, и расскажем вам об этом.
— По рукам, — кивнул головой старик. — Мой внук вам занесет ее чуть позже. Ну? Какова наша похлебка, а? Лучше, чем ваши, загорские?
Я, обрадованная новой находке, внезапно свалившейся с неба, чуть ли не подпрыгнула на деревянной лавке, и радостно улыбнулась Зену. Тот, видя мое веселье, усмехнулся:
— Что, историк, нашел новую тайну? Смотри, не упусти ее, 'деваха'!
Вместо ответа я улыбнулась еще радостнее — Зен начал общаться со мной, как и раньше. Кажется, отношения с ним более-менее наладились.
Скрипнула деревянная дверь и в дом вошли Камая с сестрой. Они сообщили, что баня готова. О, Высшие! Я могу спокойно помыться! Заявив парням, что я — первая, я убежала мыться. Надо было смыть ощущение того, что меня кусают блохи, что десятками прятались в волчьей шкуре.
Небольшую деревеньку мы покинули утром, прихватив говорящую птицу Аро. Камая с Саном проводили нас до выхода из цветущей долины, едва небо на востоке просветлело. Мы несли в рюкзаках запас еды, рассчитанный на неделю, состоящий в основном из вяленой рыбы и сушеных, полезных для здоровья водорослей. Сушеный вабуп мы взяли каждый в свой кулек, решив по дороге полакомиться, отложили немного и для Йера, рассчитывая, что вскоре найдем его.
Сытые, горячо принятые и тепло проводимые, мы прошли через небольшое ущелье и свернули на север, ориентируясь по карте. Старый свиток принес вчера внук старейшины, паренек девяти лет, с таким же быстрым взглядом, как у деда, но не столь глубоким. Наследником будет, как пить дать. Вот набьет шишек на свою голову, повзрослеет, поумнеет, и возьмет власть в свои руки.
Карта была составлена в третьем веке до нашей эры, от восторга, что заполучила реликвию, я долго стояла над ней, не веря собственному счастью, и держала в руках, боясь сделать лишнее движение. Желтый пергамент истончился, краешки раскрошились, но магия, вложенная в состав бумаги, не давал ему окончательно истлеть, поддавшись времени. Когда
