Едва вырвавшись, мы снова попадаем в ловушку между двумя грузовиками. Дорога тут такая, что на обгон не пойдёшь — встречная идёт непрерывным потоком. Однако, Роману всё же удаётся проскочить, чем он добавляет мне скорых седых волос.
Пока едем по городу, хочется сгрызть все ногти. Пожалуйста, пожалуйста, хоть бы успеть!
Когда мы забегаем в дом культуры, концерт уже начался. Музыка громыхает в зале, и её слышно даже на ресепшн.
— Программа конкурса есть? — Вера подскакивает к администраторше, пока Рома помогает мне выпутаться из куртки. — И если можно побыстрее.
Если бы я так сказала, то меня бы ждал косплей «Зверополиса», где на подобных должностях работают медленные ленивцы. А вот с Верой всё иначе. Представляю, какой они с Максимом были парой на паркете.
Тут вдруг задумываюсь о том, что очень боюсь уронить лицо и перед ней. А что если я не справлюсь не только эмоционально, но и чисто технически, и Вера посчитает все свои усилия тщетными, поняв, что я не подхожу дорогому ей другу?
— Пошли! — девушка хватает меня за руку и тащит в сторону лестницы. — У нас ещё минут десять, а тебе надо переодеться.
Переодеваюсь я прямо в коридоре. Плевать на всех. Натягиваю именно то платье, которое надевала на банкет к его отцу. Малиновое. Распускаю пучок и ерошу волосы, Вера проходится по моим губам яркой помадой.
— Красотка!
В зале начинает играть новая мелодия. Очень знакомая.
— Это он! — вскрикивает Вера.
Чтобы выйти на сцену, нужно ещё оббежать гримёрные и попасть за кулисы. А Максим уже на сцене! И это совсем не наша песня.
— Так, спокойно, — Вера хватает меня за плечи. — Всё получится, я позаботилась. Пошли!
Она тянет меня за руку, и мы входим в тёмный зал, где зрители замерли, во все глаза глядя на сцену. Сбоку сцены, внизу, я вижу группу Миксаева и его самого с микрофоном. Он исполняет песню, под которую танцует Максим на самой сцене. И меня прошибает холодным потом от того, что я слышу и вижу. Это кавер на «Linkin Park»* на мою их любимую песню. Я не раз говорила Ларинцеву, что очень люблю творчество этой группы. И этот кавер я уже слышала у российской команды, но Миксаев исполняет немного иначе, и смысл куплетов меняется.
Когда я поднимаю взгляд на сцену, чувствую, как в глазах начинают собираться слёзы. Он там один. Ему больно, это видно. И эту боль он сейчас выворачивает перед зрительным залом. И только я знаю, что это не сценический образ, потому что это я причинила ему боль своим недоверием.
Максим одет в свободные чёрные брюки и белую рубашку нараспашку. Ноги босы, волосы всколочены. Голос Микса больно бьёт по нервам, когда Максим начинает танцевать.
И как всегда я всё упустил
Течение, что было для нас двоих,
Не ощутив, сочинил этот стих,
Для тебя объяснив.
Я познал: время — это всё, что есть у нас.
Стрелки отмеряют для меня каждый час.
И я могу ждать, за ним наблюдать, но его не догнать…
И я застыл, а стрелки продолжали бежать
Пытаясь повернуть течение вспять.
Растратив впустую то, чего я достиг —
Тебя упустил — лишился сил.
Я долго держал в себе это, пытаясь бороться, но просто упав.
Время пролетит, и я смогу найти в своей памяти, когда…
Он танцует так отчаянно. Так открыто и одновременно с тем показывая, что то, что у него внутри — только его. Это совершенно другой танец, другие движения — не те, что мы учили. До меня доходит, что это вообще не постановка. Это фристайл. Он просто танцует, не задумываясь, двигается как чувствует. Зритель этого не понимает, считая каждое движение выверенным.
Влад вступает в припев, заставляя кожу покрыться мурашками, а Максим входит в серию высоких и очень опасных прыжков. Я закусываю губы и задерживаю дыхание, пугаясь того, что он вытворяет, едва касаясь ступнями пола сцены.
И я взлетал, и я мечтал!
Но теперь мне всё это неважно…
И лишь упав и потеряв…
Но теперь мне всё неважно…
— Пора! — Вера снова как заворожённую тянет меня к выходу, а потом мы через гримёрки бежим за кулисы.
— Готова? — она смотрит мне в глаза, а я не могу унять дрожь, потому что теперь вижу его совсем рядом, но Максим меня не замечает. — Просто танцуй, Нина! Я позаботилась о музыке, а ты позаботься о нём. И жди, ты поймёшь, когда тебе выходить.
Вера убегает, а я подхожу к краю кулис. Достаю то, что взяла с собой, и наблюдаю. Жду, как она и сказала.
Ты доверяла мне,
Я так старался быть сильней.
Я хочу, чтобы ты просто это знала…
И я взлетал…
Влад замолкает, звуки клавишных становятся тише. Максим падает посреди сцены на колени и замирает.
Я знаю, Максим, знаю. И я хочу, чтобы ты тоже знал.
Когда музыка стихает, я слышу первые аккорды следующей. Это уже мой выход.
Максим.
Я думал, станет легче. Всегда становилось. Но не в этот раз. Были бы когти — разорвал бы грудь и вырвал ноющее сердце. Танцы всегда помогали, эмоции зрителя излечивали, но не теперь…
Но я не успеваю даже встать с колен, как нечто происходит. Как только Микс замолкает, а последние аккорды стихают, я слышу новые. Песня та же, но кавер другой. Тот же «Linkin Park», но в исполнении Tommee Profitt**. Нежная, мягкая мелодия заливает сцену, а я оборачиваюсь и не могу поверить в то, что вижу.
Малина.
Она стоит у кулис в том своём малиновой платье. Глаза завязаны чёрной лентой. Тонкая и статная. Облизывает губы, а потом делает несколько шагов вперёд и… встаёт на пуанты. Вытягивается, раскрывает грудную клетку, вставляя в спину характерную спицу, и начинает танцевать. Как чувствует, как умеет.
Моя балерина.
Музыка переходит на бит, и Нина убыстряет темп. Я слежу за ней взглядом, не находя в себе силы встать. Не могу отвести взгляда от полёта её изящных ног. И это я хотел забрать у неё, пытаясь навязать своё? Она прекрасна в том, что умеет. Нежность и сила балета безумно идут ей. И делают безумным и меня. Даже в голову не приходит, что перед нами зал с полутысячной толпой зрителей. Их скрывает темнота за стеной из света софитов. Мы одни сейчас. Я и моя Малина.
Она завязала глаза… Это её ответ. Доверие, которое я так просил. Требовал. И она даёт мне его.
Повинуясь импульсу, медленно встаю, когда Нина начинает танцевать балетную интерпретацию нашей с ней постановки. Начинаю двигаться чуть на расстоянии. Это наше. Настоящее. Балет и модерн. Она и я. Мы танцует одно и то же, но каждый своим языком. Как умеем. Как чувствуем. Как хотим.
Не касаюсь её, отстаю на пол такта, позволяя ей то, что не позволял ни одной партнёрше — вести. Вот так на расстоянии, ощущая лишь тепло её тела и колебания воздуха от её движений. Веди, Нина. Смелее. Сейчас я следую за тобой.
Как было задумано, расходимся в разные стороны, а потом резко поворачиваюсь, как и Нина. Она берёт скорость и стремится ко мне. В ту самую поддержку, которой так всегда боялась — самую высокую и сложную. Вслепую. С завязанными глазами. Ох, Малина… Я держу тебя. Крепко. И больше не отпущу.
Подхватываю её и слышу выдох. Ты ведь знала, что поймаю. Иначе бы не пришла. Не бросилась ко мне. Знала.
С ума сойти, как я хотел эти дни просто прикоснуться к ней. Не знаю, что видит зритель, но я чувствую это электричество каждой своей клеткой. И больше не позволяю ей быть главной. Ты пришла. Теперь ты окончательно моя.
Забираю главенство. Веду. А она идёт. Расслабляет спину, когда мы переходим в модерн оба, но оставляет за собой право стоять высоко на пальцах. Нина сливает оба стиля так мягко и красиво, что у неё выходит что-то совершенно особенное.
Песня заканчивается, медленно затухая, а мне кажется, мы могли бы не останавливаться вечно. Прижимаюсь лбом к её, смакуя сладкое дыхание на своих губах. Провожу ладонью, стаскивая повязку и смотрю в глаза.
