— Спасибо! — воскликнул он. И тихо, почти неслышно прошептал одними губами: — Папа.
Потом опять вернулся к Пашке и игрушкам.
А Роман стоял, смотрел на него и думал, что у него сейчас сердце разорвется.
— Ром, у тебя ничего не подгорает? — вернула его в себя Оля.
— Курица! — вспомнил Роман и кинулся на кухню.
Оля поспешила ему помочь. В четыре руки они что-то резали, терли, чистили, накладывали в чашки. И несмотря на то, что кухня была просторной, все время сталкивались, задевали друг друга, одновременно тянулись к чему-то и касались руками. И каждый раз будто заряжались друг от друга какими-то особенными ощущениями — теплом, трепетом, чувственностью.
Ей было немного неловко, Роман это видел. Ну а он просто дурел от счастья.
— Я и забыла, что может быть так хорошо, — сказала потом Оля, уткнувшись ему в плечо. Когда все уже приготовили и накрыли стол в гостиной. — Вот бы остановилось время, да?
Роман, прижав ее к себе, прошептал:
— Мы же просто можем так жить всегда.
После ужина маленького Ромку сморило, и его положили спать. Пашка засобирался к себе, хоть ему и предлагали остаться, места всем хватало. Но он все равно сбежал. Посуду они опять убирали вместе. Оля мыла, Роман — вытирал тарелки полотенцем и составлял в шкаф. И смотрел на нее неотрывно. Ее изгибы, ее плавные движения будили в нем жаркое томление, сгущавшиеся тяжестью в паху. Он отложил полотенце, прижался к ней сзади.
— Ром, я еще не домыла. Немного осталось, — засмеялась она.
Но он уже не мог остановиться, покрывая поцелуями шею, впадинку за ухом, ключицы и жадно скользя руками по ее животу и бедрам. Вскоре и она забыла про посуду. Задрожала от его нетерпеливых ласк. Прильнула к нему, откинула голову вбок, подставляя себя под его горячие губы.
— Пойдем в комнату, — хрипло позвал Роман, увлекая ее за собой.
Свет он включать не стал, но щелкнул задвижкой двери на всякий случай. И тогда уже, изнывая от острого желания, впился в ее губы, одновременно высвобождая себя и ее от одежды…
ЭПИЛОГ
В Москву они приехали под самый Новый год. Роману удалось договориться с генеральным по телефону, чтобы Оле оформили перевод в главный офис. Правда, на должность своего делопроизводителя.
Но Оля была только рада. И тому, что ее избавили от этой ответственности, которая оказалась ей не под силу, и тому, что они и на работе будут видеться.
Новый год справляли дома. Но на другой день Роман сводил сына на елку, потом в театр на кукольное представление, а на другой день — в планетарий. Они вообще составили обширную культурную программу. И Роман даже не представлял себе, какое это удовольствие открывать ребенку новый мир.
Сразу после каникул Ромку зачислили в престижную гимназию с математическим уклоном, куда с улицы и не пробиться. Будущих первоклашек здесь довольно жестко тестировали. Сначала маленького Рому взяли без особого энтузиазма, лишь потому что «сверху попросили». Конечно, не говорили прямо, мол, провинция, куда вам. Но скептически кривились: «У нас очень сложная программа. Обычные дети не справляются. Ему будет тяжело и морально, и вообще».
Но после первого же урока математики отношение к нему переменилось. Когда на второй день Роман заехал за сыном, преподавательница осыпала его восторгами: «Он у вас такой умненький! Просто маленький гений! Лучше всех тест написал. Считает на лету! Задачки щелкает как семечки. Вы с ним специально занимались, да?»
За собственные достижения Стрелецкий так не гордился, как сейчас, когда его сына просто похвалили.
Весной состоялся суд над Ройзман и Потаповым. Павлу Викторовичу дали шесть лет. А вот Зинаида Георгиевна отделалась условным — вовремя она спохватилась и «раскаялась». Но справедливости ради, если бы не ее показания, Оле бы изрядно потрепали нервы. Она и так, давая свидетельские показания в суде, выглядела какой-то слишком бледной и полубольной. Роман даже встревожился не на шутку.
— Оля, ты не заболела? — позже спросил он обеспокоенно. — Давай к врачу съездим.
Она, хоть и бледная, и с темными кругами под глазами, улыбнулась загадочно и покачала головой.
— Думаю, что нет.
— Тебе аж качает, — хмурился он. — И, мне показалось, тебя утром тошнило, нет?
— Такое уже со мной было. Восемь лет назад…
Роман пристально на нее уставился. Постепенно хмурые складки между бровей разгладились, а озабоченность в лице сменилась полу-удивлением, полурадостью.
— Я сейчас правильно тебя понял? — спросил он.
— А что ты понял? — снова улыбнулась Оля, еще загадочнее.
— У нас будет еще ребенок, да? Да? Ну скажи. Да? — просияв, он обнял ее.
— Думаю, что… да, — сделав паузу, выпалила Ольга и засмеялась. Роман подхватил ее на руки и покружил. Правда, тут же поставил — ее замутило. И тогда просто обнял, прижал к себе нежно, прошептав в любимую макушку: «Спасибо».
В мае они расписались. Обошлись без пышной свадьбы, пригласили только пару человек с работы, ну и Пашка приехал по такому случаю.
***
На работе Стрелецкого не узнавали. Куда подевался холодный бесчувственный человек-робот, от которого слова лишнего не дождешься? Нет, он по-прежнему сторонился корпоративов, гостей, вечеринок, но оказался очень даже «человеком». Пусть не самым общительным, но отзывчивым и понимающим. Правда, тут еще и Лиля «удружила», по секрету разболтав их с Олей историю, хоть и без особых подробностей. Но Роман на целую неделю сделался главным героем сплетен.
Сначала он никак не мог взять в толк, отчего вдруг на него дамы в возрасте смотрят с умилением, девушки — с улыбками, а мужчины — с пониманием. Потом генеральный просветил, что «все все знают и поддерживают».
Стрелецкий в первый миг разозлился — к тому же и так был не в духе, по Оле страшно скучал, она лежала на сохранении. Да и вообще не любил такое, все же личное — это личное.
Хотел вызвать Лилю и высказать ей за длинный язык, но та сама к нему постучалась. А затем, счастливо улыбаясь, протянула ему пакет.
— Что это? — спросил он.
— Это моя мама, ну и мы с девочками собрали. От мамы — булочки, она сама испекла. Очень вкусные. А от нас с девочками — сок и яблоки. Это для Оли. Ей нужны витамины.
Роман вздохнул: ну вот что делать с этой Лилей?
— Спасибо, — улыбнулся он. — Оле будет приятно.
— Мы там ей еще открыточку подписали, — хихикнула она и скрылась.
Оля и правда тяжело переносила беременность. Чувствовала себя плохо, дважды лежала на сохранении, но в сентябре родила здоровую девочку.
Она была такая маленькая, что даже не верилось… Роман вместе с Ромкой, стоя над кувезом наблюдали за ней, туго спеленатой, спящей, словно это чудо какое-то. А Оля, сидя на кровати, с улыбкой наблюдала за ними.
— Пап, а как ее зовут? — спросил Ромка.
Оля с Романом переглянулись.
— Рита? — спросил ее Роман.
— Пусть будет Рита, — благодушно согласилась она.
Потом Стрелецкий присел в кресло, стоящее рядом с кроватью, взял Олю за руку и перетянул к себе на колени. А Ромка остался смотреть на маленькую сестру, будто прирос на месте.
— Скорее бы вас уже выписали, — пробормотал Стрелецкий, вдыхая дурманящий запах любимой женщины.
— Послезавтра уже и так выпишут, — засмеялась Оля.
— Скорее бы послезавтра…
— Мама! Папа! — зашептал вдруг взволнованно Ромка. — Она открыла глаза! Она на меня смотрит!
И тут же склонился ниже, расплываясь в широкой улыбке:
— Привет, Рита. Приезжай домой скорее. Мы с папой уже собрали тебе кроватку, а я надул шарики… вот увидишь, как красиво… я тебе свои игрушки буду давать…
***
На работу Стрелецкий вышел через неделю после того, как забрал Олю и дочку из роддома — генеральный дал ему небольшой отпуск. Коллеги встречали его поздравлениями, даже подарок от всего коллектива презентовали — огромного белого медведя и ходунки с навесными игрушками, кнопками, музыкой.
