разрастается с каждой минутой и сильно ранит. Надо как-то переключиться, не думать об Альпе. Не реагировать на его прикосновения и стать хладнокровной. Такой же, как он. Отплатить ему той же монетой! Да только выходит у меня паршиво. Едва я заглядываю в глаза Чакырбейли, как собственное сердце меня подводит, и я с головой окунаюсь в прошлое, где мы были счастливы.
Отгоняю лишние мысли, которые не приносят мне ничего хорошего. Выдерживаю пристальный взгляд Альпарслана. Он не рад, что я открыла данную тему. Но все же отвечает:
— Твой отец хочет увидеть тебя. Каана тоже. Я вообще не одобряю его желание. Но… выбор за тобой.
Усмехнувшись, я отворачиваюсь в очередной раз, на все сто процентов зная, какое приму решение. Мне не плевать на судьбу родителей. Честно. Несмотря на все, что они со мной сделали. И да, я знаю, что отцу осталось недолго. Да только я не готова его увидеть. Когда он умрет… пусть останется в моей памяти таким, каким был два года назад.
Самоуверенным, сильным, властным.
— Нет, Альпарслан. Я против.
— Верное решение, — спустя время отзывается Чакырбейли, все так же пристально разглядывая мое лицо. — Хотя я думал, ты поедешь при любом раскладе.
Я усмехаюсь в очередной раз. Потому что он не понимает, что каждое воспоминание о прошлом — это то же самое, что ковыряться в свежей ране острым кинжалом. Невыносимо больно. Меня колотит от мысли, что я буду заглядывать в глаза отца, который растоптал меня, сравняв с грязью.
В голове не укладывается… Будь у меня двое детей… Если один из них совершит ошибку, а второй будет тыкать пальцем, обвиняя его в чем только возможно, я не поступлю так, как поступили мои родители. Даже если второй ребенок оказался бы прав насчёт первого… Я все равно поговорила бы с первым и выслушала бы ситуацию с его стороны. Не стала рубить с плеча. Всё-таки… Моя родная кровь! Как можно отказаться от дочери, не выяснив, что произошло на самом деле? Уму непостижимо! Прошло полтора года. Да, я уже смирилась с тем, что отцу и матери я и даром не нужна… По крайней мере, они отчетливо дали мне понять, что сын для них гораздо важнее. И после всего пережитого поехать к отцу и поговорить с ним? Смотреть в глаза как ни в чем не бывало? Да ну! Такого не бывает.
Ладно Альпарслан — чужой мне человек. Ну да, жили вместе три года. В браке! Однако это не одно и то же… Родители — это родная кровь. Между нами есть связь, которую не разорвать. А вот с мужем совсем другая история. Разорвать путы брака можно, если постараться.
И в итоге тот самый чужой человек, то есть Чакырбейли, пусть не самым удачным путем, но все же пытался оградить меня от врагов. В том числе и от моего брата… который до сих старается сломать мне жизнь.
Альп сжимает мою ладонь снова, теперь гладит большим пальцем запястье.
Мягко выдернув руку, я встаю и иду к окну, слыша его глубокий выдох. Он поднимается следом — я это затылком чувствую. Останавливается за моей спиной.
— Знаешь… Тяжело наблюдать за человеком, которого любишь до безумия, в камеры видеонаблюдения. Тяжело чувствовать безысходность… Будто ты ни на что не способный овощ. Впрочем, так и было, — тихо говорит он. — Я считал Абрамовых надёжными мужиками. Знал, что ты окажешься рядом с ними. Гейдаровы не могли к ним лезть, боялись нажить себе новых врагов. Но едва я устранил проблемы и собрался поехать к тебе, чтобы все рассказать, как узнал, что Руслан уговорил тебя вернуться. Снова пошел против меня, желая насолить сильнее. Именно в тот момент, когда сам погряз в дерьме по горло. Нам сейчас необходимо, чтобы все знали, что ты со мной. Что никаких связей у тебя с Абрамовым нет. С его компанией — тоже. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
Альпарслан стоит за моей спиной. Я кожей чувствую, как он напряжён. По его голосу, который буквально хрипит. Он устал — это видно даже невооружённым глазом. Едва выдает слова…
Он действительно наступает себе на горло. Будь у него другой выход, не стал бы объяснять каждую мелочь. Ибо характер у него такой… Бескомпромиссный. Холодный. Отстраненный.
Я не отвечаю и не поворачиваюсь к Альпу, потому что говорить мне ему нечего. Желания нет. Лучше уж лечь спать и немного отдохнуть. Я всю ночь не могла уснуть после тех слов, что он шепнул перед уходом.
Короткий стук — и Альп отходит на пару шагов. А у меня складывается ощущение, будто со всех сторон открываются двери и окна. По комнате пролетает сквозняк, от которого становится прохладно.
— Простите, — в спальню заходит Тамила, качая на руках плачущего Каана, — я не смогла его успокоить. Он плачет безостановочно. Глаза трёт, бедненький. Может, спать хочет?
Я киваю. Спать он хочет однозначно, как и я сама.
— Я присмотрю за ним. Можно? — спрашивает Альп, забирая Каана из рук девушки, которая сразу же уходит. Чакырбейли выжидающе смотрит на меня.
— Нет. Я уложу его спать, не волнуйся. Лучше сам иди отдохни. Выглядишь неважно.
Чакырбейли поджимает губы и молча кивает. Поцеловав сына в лоб, отдает его мне. Выходит из спальни, закрывая за собой дверь. Но перед этим скользит по мне взглядом.
Знаю я, что спать он не станет. Даже если будет, то всего пару часов.
Уложив сына, я иду в ту самую комнату, которая теперь, по словам Альпарслана, моя. Принимаю душ, сушу волосы. Натянув ночную сорочку, некоторое время сижу на подоконнике и разглядываю двор. Мысли мечутся туда-сюда. Только отгоняю одну из них, так сразу появляется другая.
Сама не понимаю, что чувствую. С одной стороны, категорически не хочу видеть отца. А с другой… Если он умрет… я точно пожалею, что не навестила его в последний раз.
Но… я скорее боюсь встретиться с матерью. Ее я, наверное, ненавижу больше всех из своей родни. Не прощу никогда в жизни. Потому что она все знала! Все! И про неверность Альпа, о которой он мне твердил. И о том, что я беременна. Но несмотря на это, решила вычеркнуть меня из своей жизни, не разобравшись в ситуации. Да не сдались мне их сожаления и раскаяния! НЕ СДА-ЛИСЬ!
Ложусь в постель и не знаю в какой именно момент засыпаю. Но едва открыв глаза, подскакиваю, дабы скорее побежать к сыну. Потому что настенные часы
