это его член. Я чувствую легкий привкус собственного возбуждения на его коже, смешанный с его вкусом. Это заставляет меня выгибаться, желая его, и я снова слышу его низкий гулкий смех.
— Ты можешь попросить об этом, — пробормотал он, и я покачала головой.
— Еще нет, — шепчу я, и мне не нужно видеть его, чтобы понять, что ему нравится такой ответ.
— Хорошая девочка. — Его пальцы выскользнули из моего рта и провели по влажной груди. — За это ты получишь награду.
Когда он проводит кончиками пальцев по моему набухшему клитору, я чуть не падаю с кровати. Я почти кончила. Все мое тело напрягается, наслаждение пульсирует во мне, и я сжимаю его руку, желая большего. Это лишь легкое прикосновение, лишь небольшое трение, а мне нужно больше. Я слышу его смех, низкий и мрачный, и понимаю, что ему нравится так мучить меня. Хотела бы я видеть, как он возбужден. Я представляю, какой он твердый, толстый, набухший и пульсирующий, и мои ладони чешутся от желания прикоснуться к нему, погладить его и увидеть, как его лицо напрягается от удовольствия.
— Ты думаешь о том, как сильно хочешь прикоснуться ко мне, не так ли, Малыш? — Язвительно спрашивает Левин, словно читая мои мысли. — Но ты не можешь. Ты даже не можешь заставить меня прикоснуться к тебе там, где ты хочешь, если только ты сама не начнешь просить меня об этом, как хорошая девочка.
Его руки скользят по моим бокам, по талии, по бедрам, по внешней стороне бедер, теперь уже с большим нажимом, как будто он напоминает мне, что он может сделать со мной, если я попрошу, то он может дать мне все, что мне только заблагорассудится.
— Чего ты хочешь, Малыш? — Спрашивает он, в его тоне звучит похоть, и я вдыхаю, содрогаясь от потребности.
— Ты знаешь, чего я хочу, — шепчу я, и он усмехается.
— Ты должна умолять об этом, — напоминает он мне. — Такова игра, Елена. Или ты будешь упрямиться? — Его пальцы снова ласкают мой клитор, и я стону. — Я могу дразнить тебя до самого края одними пальцами, снова и снова. Но я знаю, что ты хочешь моего языка. Ты хочешь, чтобы я лизал эту сладкую киску, засасывал твой клитор в рот, пока ты не кончишь мне на лицо. Это то, чего ты действительно хочешь, не так ли, Малыш? Чтобы я съел тебя так, как ты знаешь, что я могу?
Когда он заканчивает говорить, я уже вся дрожу, все мое тело трепещет от возбуждения. Я хочу этого, но не могу заставить себя сказать, пока не могу. Я вся насквозь промокшая, пропитавшая постель под собой возбуждением, стекающим по скользким внешним складочкам моей киски, и я знаю, что Левин тоже хочет попробовать меня на вкус. Но если он может контролировать себя, то и я смогу.
Какая-то часть меня хочет посмотреть, кто из нас сорвется первым.
Его пальцы продолжают ласкать мой клитор, снова и снова, с достаточным давлением и трением, чтобы подтолкнуть меня к краю, но не настолько, чтобы я переступила его. Потребность неуклонно нарастает, свертываясь узлом в животе, заставляя меня чувствовать, будто каждый дюйм моего тела, это нерв, ждущий поглаживания, ждущий извержения удовольствия, пока наконец, когда я уже не уверена, сколько времени прошло, слова не вырываются из меня. Я не могу их остановить.
— Пожалуйста, — задыхаюсь я, извиваясь под его прикосновениями. — Пожалуйста, заставь меня кончить. Пожалуйста, о боже, пожалуйста…
— Как ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить, Малыш? — Голос Левина густ от вожделения. — Скажи мне. Я могу продержаться так всю ночь.
Я не уверена, что верю в это, но и проверять больше не хочу.
— Твоим языком, — стону я. — Пожалуйста, заставь меня кончить…
Глубокий стон, вырвавшийся у него, вызывает во мне новую волну вожделения, еще более сильную, чем прежде. Я боюсь, что он заставит меня сказать еще что-то, но, похоже, это его переломный момент, потому что я чувствую, как его руки обхватывают мои внутренние стороны бедер, раздвигая ноги, и я задыхаюсь.
Я никогда не испытывала ничего подобного ощущению его языка на мне, когда у меня завязаны глаза. Он проводит языком вверх, трепеща над моим клитором, когда я вскрикиваю, и это все, что нужно, чтобы я кончила. Я разрываюсь под его языком от первого прикосновения, стону, выгибаюсь и тянусь к ремню, удерживающему мои запястья, когда я сильно кончаю на его язык. Он продолжает, его пальцы проникают внутрь меня, пока я извиваюсь на кровати, мои ногти впиваются в ладони от потребности ухватиться за что-то, поцарапать, прикоснуться. Больше всего на свете я хочу иметь возможность прикоснуться к нему, и то, что я не могу этого сделать, ощущается как сладчайшая пытка, смешанная с невообразимым наслаждением.
Мне нужен он внутри меня. Я слышу его стон и понимаю, что произнесла это вслух, умоляя его о большем, умоляя трахнуть меня. Мои бедра выгибаются вверх, когда его язык снова пробегает по моему пульсирующему клитору, и мой стон переходит в крик, потому что все это кажется слишком большим, пока…
— О боже, о боже, Левин! — Я выкрикиваю его имя, чувствуя, как его толстый член упирается в меня, проталкивается внутрь, а его руки сжимают мои бедра, удерживая меня на месте, пока я бьюсь об него. Это слишком сильно, растяжение его члена, скользящего по моей сверхчувствительной плоти. Такое ощущение, что я все еще кончаю, как будто оргазм растягивается в бесконечный подъем и спад удовольствия, пока он вколачивается в меня.
— Боже, ты такая чертовски тугая, — простонал он. Я чувствую, как он вздрагивает, прижимаясь ко мне твердой мускулистой грудью, когда его бедра подаются вперед и он упирается в меня, его рот поглощает мой крик удовольствия, когда он заполняет меня полностью.
Он трахает меня так, как я этого хочу, жестко и быстро, снова и снова вгоняя в меня свой член, пока его рот поглощает мой, пока он теряет контроль над собой. Я дергаюсь на ремне, так отчаянно желая прикоснуться к нему, увидеть его. Я слышу свои мольбы между стонами, слова теряются, пока он целует меня снова и снова, и вдруг я чувствую его пальцы под повязкой. Я снова вижу, когда мои глаза привыкают к тусклому свету.
На его лице почти исступленное выражение, его взгляд напряжен от вожделения, когда он смотрит на меня, выгнувшуюся дугой, когда он сильнее входит в меня. Его пальцы обхватывают мои запястья, как будто я и так не была прикована
