— Последний год вы восседаете у меня на коленях, девочки. Все тяжелеете.
— Тяжелеем? Я уж точно не тяжелею, — ехидно усмехнулась Дженнифер. — Вот так-то, па.
— Зови меня папой.
— Только малышня зовет своих отцов папами.
— Тогда и я не буду звать тебя папой, — подала голос Чендлер.
— Мне нравится, когда меня называют папочкой — тогда я чувствую, что меня обожают. Девочки, хочу задать вам вопрос. Отвечать нужно с убийственной честностью. Не бойтесь задеть папины чувства, слушайте свое сердце.
Дженнифер подняла брови.
— Па, ты опять затеял свою игру?
— Кто самый великий из людей, которых вы встречали?
— Мама, — выпалила Люси и ухмыльнулась.
— Почти правильно, — согласился я. — А теперь еще раз. Подумайте о самом замечательном и удивительном человеке, которого вы знаете. Ответ должен буквально срываться с ваших губ.
— Ты! — выкрикнула Чендлер.
— Ах, мой ангел. Белоснежно чистый и такой смышленый ангел. Чего ты хочешь, Чендлер? Денег? Драгоценностей? Мехов? Акций и ценных бумаг? Проси чего угодно, дорогая, твой любящий папочка исполнит любое желание.
— Не убивай моллюска.
— Убить моллюска? Как можно! Лучше пошлю его в колледж, а потом пристрою в какой-нибудь бизнес.
— Па, мы уже достаточно взрослые, нечего играть с нами в разную ерунду, — упрекнула меня Дженнифер. — Нам неудобно перед своими друзьями.
— Это перед кем же?
— Перед Джонни.
— Перед этим малолетним прыщавым кретином, который вечно ходит с отвисшей челюстью и чавкает жвачкой?
— Он мой приятель, — гордо заявила Дженнифер.
— Дженнифер, он же подлиза, — хмыкнула Люси.
— Он гораздо лучше недомерка, которого нашла себе ты, — огрызнулась Дженнифер.
— Девочки, я ведь предупреждал вас насчет мальчишек. Они все противные. У них одни гадости на уме. Маленькие подлецы, от которых только пакостей и жди. То на кусты помочатся, то нос свой куда-нибудь сунут.
— Ты тоже когда-то был мальчишкой, — заметила Люси.
— Ха! Можешь представить нашего отца мальчишкой? — развеселилась Дженнифер. — Вот потеха.
— Я был совсем другим. Я был принцем, похожим на луч лунного света. Однако я не намерен вмешиваться в твою личную жизнь, Дженнифер. Ты же знаешь, я не из тех скучных папаш, которые вечно недовольны избранниками своих дочерей. Повторяю: я не намерен вмешиваться. Это твой выбор и твоя жизнь. И вообще, девочки, как только закончите медицинский колледж, можете выходить замуж за кого хотите.
— Я не собираюсь учиться в медицинском колледже, — сказала Люси. — Достаточно мамы, которой приходится разглядывать чужие задницы. Буду поэтессой, как Саванна.
— Что ж, тогда выходи замуж, когда издашь первую книгу. Не возражаю. Я же не самодур.
— Выйду замуж, когда захочу, — возразила Люси. — Зачем мне твое разрешение? Тогда я уже буду взрослой женщиной.
— Вот это сила духа. — Я захлопал в ладоши. — Правильно, Люси. Нечего принимать всерьез родительские речи. Это самое главное правило в жизни. Крепко его заучите и следуйте ему.
— Ты только так говоришь, папа. — Чендлер уперлась головой в мой подбородок. — То есть па, — быстро добавила она.
— И все-таки запомните мои слова, — продолжал я. — Родители существуют на земле с единственной целью — портить жизнь собственным детям. Таков один из важнейших божьих законов. Слушайте внимательно. Ваша задача — убедить нас с мамой, что вы думаете и поступаете так, как мы вам велим. Но на самом деле все иначе: у вас свои мысли и свои тайные дела. Просто мы с мамой вас достаем.
— А как вы нас достаете? — удивилась Дженнифер.
— Нам стыдно перед друзьями за отца, — подсказала Люси.
— Речь не об этом, — пояснил я. — Но знаю точно, мы с мамой каждый день понемногу достаем вас, хотя не отдаем себе в этом отчета. Мы бы не мучили вас, потому что крепко любим. Но мы родители, и наша обязанность — портить вам жизнь. Понятно?
— Нет, — хором откликнулись дочери.
— Прекрасно. — Я глотнул из бокала. — От вас и не требуется понимания. Мы — ваши враги, и вам суждено вести против нас партизанскую войну, по-испански «герилью» — красиво звучит.
— Мы не гориллы, — сухо произнесла Люси. — Мы девочки.
Из дома вышла Салли. На ней было летнее платье без рукавов, белое, с легким серым оттенком, и такого же цвета сандалии. Я залюбовался ее длинными загорелыми ногами.
— Никак я помешала чтению полного курса лекций доктора Спока? — спросила Салли, улыбнувшись девочкам.
— Па назвал нас гориллами, — пожаловалась Чендлер, перебираясь с моих коленей на материнские.
— Я немного привела дом в порядок, — сообщила Салли, закуривая сигарету.
— Мама, если ты не бросишь курить, то умрешь от рака легких, — обрадовала мать Дженнифер. — Ты захлебнешься своей же кровью. Нам рассказывали об этом на уроке.
— Не пущу тебя больше в школу, — пообещала Салли, выпуская дым.
— Что тебя потянуло прибраться? — поинтересовался я.
— Я же вижу лицо твоей мамочки, когда она к нам приезжает. Не дай бог застанет развал на кухне — еще потащит девочек на прививки от тифа.
— Просто ей завидно, что ты врач, а ее успехи закончились в третьем классе школы, где она победила в состязании по орфографии[9].
— Том, ты слишком жесток к матери, — упрекнула меня Салли, наматывая на палец пряди волос Чендлер. — Она пытается вновь стать хорошей матерью и делает это, как умеет.
— Па, почему ты не любишь бабушку? — осведомилась Дженнифер.
— Кто тебе сказал, что я не люблю бабушку?
— Тогда почему, когда она звонит, ты всегда кричишь: «Меня нет дома»? — подлила масла в огонь Люси.
— Дорогая, это просто защитная реакция. Знаешь, как раздувается рыба-шар, когда чует опасность? Так и я, когда бабушка звонит, раздуваюсь и кричу, что меня нет дома. И все бы обходилось, если бы мама меня не выдавала.
— Папа, зачем ты скрываешься от бабушки? — допытывалась Чендлер.
— Потому что если я дома, мне приходится с ней общаться. И разговоры эти напоминают мне время, когда я был мальчишкой. Ненавижу свое детство. Уж лучше быть рыбой-шаром.
— Значит, когда мы вырастем и ты нам будешь звонить, мы тоже должны кричать: «Меня нет дома»? — заключила Люси.
— Конечно, — согласился я, вкладывая в свой ответ больше эмоций, чем мне бы хотелось. — Потому что мои вопросы будут портить вам настроение. Каково вам будет слушать: «Дорогая, ну когда же ты наконец выберешься ко мне?» Или: «Солнце мое, я что-то сделал не так?» Или я начну хныкать: «В минувший четверг у меня был день рождения». Дальше больше: «На следующий вторник мне назначена операция по пересадке сердца. Тебя, конечно, это не волнует». А хотите услышать что-нибудь вроде: «Ты хотя бы могла прийти обтереть пыль с моего аппарата искусственного дыхания»? Знаете, девочки, когда вы вырастете и уйдете, у меня останется единственное занятие — поддерживать в вас чувство вины. И пытаться разрушить ваши жизни.
