Включается сирена, и автомобиль несётся по улицам вечернего города, объезжая всевозможные пробки. Я нежно вздыхаю, смотря на бледное до синевы лицо красавчика, и аккуратно дотрагиваюсь до его ладони своими дрожащими от волнения пальцами.
Ну что, Антон Михайлович Кожевников, держись, пожалуйста, и не вздумай умереть.
3
Хожу по коридору из угла в угол, напряжённо вслушиваясь в разговор двух пожилых медсестёр, которые шушукаются у окна. Они искоса посматривают на меня, и озабоченно качают головами, продолжая свой, по всей видимости, интересный разговор, касающийся меня и Антона Михайловича.
Ну конечно. Сплетничают, небось.
Я вытягиваю шею, как жираф, и напрягаю слух — вдруг, удастся подслушать хоть что-то интересное, касающееся состояния здоровья Кожевникова? К сожалению, время идёт, а я так ничего и не знаю о мужчине, прохаживаясь взад — вперёд по грязному коридору, как тигр в клетке.
Галка уже оборвала мне весь телефон, сетуя на моё долгое отсутствие.
— Ну, ты где?
— Потом расскажу, отстань.
— А если управляющий нагрянет, что мне ему сказать?
— Скажи, зуб разболелся, в клинику поехала, скоро вернусь.
— Ты с ним, с этим красавчиком?
— Ага.
Отключаюсь. Объясню ей всё потом, по возвращению на работу. Боюсь отвлечься на разговор с ней и пропустить что-то очень важное. Ведь моя напарница может заговорить кого угодно, а я не могу этого допустить.
Продолжаю своё движение по коридору, напряжённо вглядываясь в давно немытое окно. Там, на улице, кипит жизнь — по дороге едут машины, многие больные, поборов свои болезни, спешат домой, к родным и близким. А Антон тут, в этих грязно-синих стенах больницы, в реанимации, без сознания.
Тут дверь отделения распахивается, и мне на встречу выходит пожилой мужчина в белом халате с уставшими глазами. Его волосы — полностью седые, отливают серебром в свете ламп дневного света, и я замираю, пытаясь угадать, что он хочет мне сказать.
Он шикает на средний медицинский персонал, и громогласно заявляет:
— Анна Ильинична, вас на посту больные ждут! А у вас, Екатерина Игоревна, ещё на завтра журнал не заполнен! Быстро по своим местам!
— Простите, Анатолий Иванович.
Медсёстры бросаются врассыпную, почтительно опуская глаза в пол, и убегают в разные концы коридора, боясь нагоняя от врача. Бросаюсь к нему, чуть не сбив с ног, и складываю ладони в молитвенной позе, читая данные на бейджике.
— Анатолий Иванович, как там Кожевников?
Моё сердце ухает куда-то в пятки, и я испуганно замираю в неудобной позе, выставив вперёд ухо, стараясь не прослушать ничего из того, что сейчас мне скажет доктор.
— Это вы ведь его привезли?
— Да.
— Напомните, ваше имя — отчество.
Врач морщится, напрягая свою память и поправляя бифокальные очки с толстыми стёклами, криво сидящие на его мясистом носу.
— Евгения Васильевна. Можно просто Женя.
— Ну, что ж, Евгения Васильевна, ваш молодой человек в реанимации, у него серьёзная травма головы. Больше мы пока ничего вам сказать не можем.
Внимательные глаза доктора смотрят на меня с сочувствием и пониманием, и у меня внутри появляется щемящее чувство печали. Вправе ли я интересоваться здоровьем Кожевникова? Ведь я ему практически никто.
— А как рука? Когда он лежал, я видела, что правая рука была неестественно выгнута. Или, мне показалось?
— Вы очень внимательны. Не думали пойти учиться на врача? Вывих правой руки действительно присутствует, но это не критично. Главное, чтобы мозг справился с травмой.
Я сглатываю вязкую слюну, стоящую в горле, и выдыхаю. Кожевников просто обязан справиться с травмой, а я буду за него молиться. Ведь всё необходимое я уже сделала — вызвала «скорую помощь» и привезла его в больницу.
Правда, пока мы ждали оказания помощи, мне пришлось заполнить необходимые медицинские документы. Все данные о пострадавшем я аккуратно списала из его паспорта, а вот свои…
Сначала, заполнять не хотела, но строгая медсестра всё же обязала меня это сделать, на случай, если с Антоном Михайловичем что-то случится.
— Или заполняйте свои данные, и пишите, что вы — его невеста, или, хотя бы, оставьте телефоны родителей, других близких родственников. Должны же мы с кем-нибудь связаться.
— Я не знаю телефоны его родственников.
Мямлю, представляя, как это глупо, должно быть, звучит.
Медсестра хмурится, поправляя на крошечном носике очки в толстой роговой оправе, так не идущие ей, и недовольно оттопыривает нижнюю губу. Видимо, она соображает, как это я могу не знать телефон хоть кого-то, имеющего близкие родственные связи с мужчиной.
Ах, ну да, все же в больнице считают его моим молодым человеком.
— Тогда пишите свой номер. Ему нужно будет привезти вещи, когда его переведут в палату. Должны же мы будем оповестить кого-то.
Вздохнув, аккуратно, дрожащей рукой, вывожу на первой странице карты Кожевникова свой мобильный номер телефона, и подписываю его — невеста. Будем надеяться, что врачам он не пригодится, а Антон Михайлович, когда очнётся, сам свяжется со своими родственниками и, возможно, с Юлией. Ведь именно она — его настоящая невеста, хоть обручальное кольцо всё ещё красуется на моём безымянном пальчике.
Но пока, из-за моей собственной болтливости, весь персонал больницы именно меня считает любимой девушкой бизнесмена, героически спасшую любимого от рук бандитов.
Я терзаюсь сомнением — как мне нужно себя вести в такой щекотливой ситуации. Поднимаю глаза на врача, вспоминая о личных вещах Кожевникова и чувствуя неловкость, спрашиваю:
— А его нельзя увидеть? У меня — его вещи.
— Вот и оставьте их пока у себя, вы же его девушка. А они ему сейчас без надобности, в реанимации их хранить негде. Или передайте родным. Всего доброго.
Пожилой врач, мгновенно развернувшись, уходит вглубь коридора, слегка прихрамывая, а я в изнеможении плюхаюсь на металлическую лавку, подперев голову руками. Скамейка подо мной жалобно скрипнула, как будто отражая моё внутреннее подавленное состояние.
— Легко сказать — передайте родным…
Больница, в которую доставили Антона, мало походила на частные клиники, в которых он, возможно, привык обследоваться. Но зато, нас тут оперативно приняли и мгновенно увезли мужчину в отделение интенсивной терапии, так как он после полученной травмы так и не очнулся. Хорошо, что аппарат искусственной вентиляции лёгких не понадобился — Антон дышал сам, но, к сожалению, впал в кому.
Грязно-синие стены клиники, покрашенные, скорее всего, самой дешёвой краской, уже успели облупиться в некоторых местах и, сверкая голым бетоном, навевали ещё большую тоску на меня. Грязные окна, между рамами которых валяются дохлые насекомые, очевидно, ещё с прошлого лета, вызываю отвращение и чувство брезгливости. Мне немедленно захотелось взять тряпку и отмыть тут всё, чтобы, наконец, бюджетная больница не казалась такой уж бюджетной.
Растерянно смотрю на вещи, принадлежавшие бизнесмену, которые пожилой врач отдал мне, как его невесте — паспорт, связка ключей и наручные часы. Всё остальное бандитам удалось унести с собой.
Паспорт я уже изучила, и даже сфотографировала данные о прописке, чтобы в случае чего не забыть, и привезти личные вещи мужчины. Связка ключей тоже не представляла собой что-то важное — обычное кольцо, на котором висело три ключа и кнопка от домофона. Никакого брелка или хоть чего-то интересного, там не было.
А вот наручные часы Кожевникова явно были из разряда не просто дорогих, а очень дорогих. Во-первых, фирма часов уже говорила сама за себя. Во-вторых, они явно были изготовлены из драгоценного металла, а ремешок — из натуральной кожи. Будильник был оснащён турбийоном, и показывал день, месяц и год.
Да, наверное, бандиты очень жалеют, что им не удалось разжиться этой красотой. А вот всё остальное — мобильный телефон и портмоне — были утеряны. Может быть, у него с собой было ещё что-то — не знаю. Но, вряд ли полицейским удастся обнаружить пропавшие ценности, отобранные у бизнесмена.
