на покрывале. Она – под покрывалом. Влажные волосы по подушке разметались черными змеями. Тянутся ко мне, словно обвить хотят и утащить к себе. Поближе. Очень близко.
А я и рад поддаться.
Дурак, говорю же.
Надо отвлечься. Надо просто прийти в себя немного, и все. Непонятно вообще, с чего меня так накрыло-то? Недостаток секса? Да фиг вам, у меня никогда такой хрени не водилось.
Тренер, еще в подростковом возрасте, научил специальным практикам, когда отключаешься, думаешь о другом, и так далее.
Закрываю глаза, вспоминаю, как мы сидели на матах, шесть парней самого спермотоксикозного периода, когда встает даже от случайно мелькнувшей голой лодыжки одноклассницы, а тренер ходил между нами и читал лекцию о вреде телесного над разумным. И о том, что те, кто поддаются этому телесному, не люди уже. Звери. Хочешь быть человеком, умей собой владеть.
После он подробно рассказывал, почему в нашем организме происходит то, что происходит, что бывает, когда видишь женщину, которая тебе нравится, как отследить момент, когда тестостерон тебя подавляет. И в каких случаях, наоборот, можно позволить ему собой владеть.
Мы, парни с окраины, слушали, раскрыв рты. В основном, безотцовщины все, а те, у кого папаши водились, мало чем отличались от остальных. Потому что папаши эти либо бухали, либо сидели, либо вообще никак на своих детей не реагировали.
И уж в подробностях объяснить буйным подросткам, почему они такие буйные и как это все можно держать в узде, чтоб дел не наделать, явно никто не мог. Никто, кроме него, Хоровода. Нашего тренера, дяди Михи.
Хороший был мужик. Очень хороший. Вот только одно плохо: не до конца он нас сдерживаться научил.
Или просто есть ситуации, где это сделать нереально?
В любом случае, я его всегда вспоминаю с благодарностью. И, вот реально, не жалею о том, что тогда сделал, в свои четырнадцать.
Те твари, подло напавшие со спины на пожилого человека из-за каких-то копеек, получили свое.
Ну а я – свое.
Во всей этой ситуации больше всего пострадала моя сестренка, оставшаяся совсем одна, в детском доме.
И хоть был я уверен, что ни одна тварь не посмеет тронуть сестру Лехи Воротова, но все же…
Как показало время, моя уверенность – это полная фигня. Потому что Машка, она же тоже Воротова. И ее дядя Миха, в отличие от меня, сдерживаться не учил. Он учил ее нападать. И действовать. Драться за свое.
Вот она и действовала. Дралась.
Коза.
Хорошо, что все обошлось, до сих пор, как подумаю, что могло бы быть, плохо в груди становится, тошно.
Тяжко вздыхаю, встаю с кровати.
Пусть спит принцеска.
Спит и не знает, что с ней может произойти, если я не смогу себя сдержать. Она, маленькая принцеска, папина радость, мамина гордость, на самом деле и не представляет, насколько этот мир мерзкий. И насколько в нем все тонко. И рвется, сразу и в клочья.
Я сажусь на ковер рядом с кроватью, медленно выполняю специальные упражнения, призванные правильно распределить дурную энергию из одного места по всему телу. Это непросто, если концентрироваться. Отнимает много времени.
Но я и не тороплюсь никуда.
Спать рядом с ней я не могу, несмотря на сытость и относительную безопасность.
Велик риск, что во сне контроль мой полетит ко всем чертям, и тогда принцеска на своей мягкой тонкой шкурке узнает, каково это – оказаться в лапах дикого зверя.
Конечно, потом все закончится, на части я ее не разорву… Скорее всего… Так, помну немного. Или много.
Но как буду с папашкой бешеным объясняться? Если доживу до объяснения, конечно же. Папашка у нас на руку крут, пристрелит из табельного и скажет, что несчастный случай случился.
Нет уж, не надо мне этих радостей.
Я медленно перемещаюсь из одной позы в другую, пытаясь абстрагироваться от происходящего, но, как назло, в голову лезут воспоминания подробностей беседы с принцескиным папашкой, моим, бляха муха, непосредственным руководителем, генералом Савиным.
И вот кто мог подумать, что у такого упыря такая дочь?
Если бы я знал, ни за что бы…
Хотя, кто бы меня спросил?
7
– Задача у тебя, идиота, простая, как раз для твоих идиотских мозгов… – Савин замолкает на мгновение, осматривает меня говорящим злым взглядом, – подкинули смежники говна на лопате, как всегда… Что самим не надо – все мне. Мало кретинов в управлении, еще и здесь…
Я, естественно, благоразумно молчу, не возражаю. Хотя, есть что, конечно.
Например, что не особо-то я к Савину и просился. И вообще… Работать начинал с простой, как палка стреляющая, функции. Я и был стреляющей палкой, кстати. Вернее, приложением к ней.
Проще говоря, смертничек, которого государство использует один, максимум два раза, по своим не очень чистым делишкам, а потом в утиль отправляет. Под землю на два метра, чтоб не раскопали, чем таким мальчишечка занимался по приказу людей государевых.
Такая у меня судьба была.
И нет, я не дурак, что сам пошел, по своей воле и по убеждениям.
Вернее, пошел-то я по своей воле, но вот убеждения…
Не было у меня никаких убеждений.
И выхода не было.
Тут либо долгие годы отсидки, либо веселая, но короткая жизнь на воле. Я выбрал второе. Решил, идиот, что главное – оказаться с другой стороны решетки. А там уж выкручусь.
Ага, выкрутился.
Меня выкрутили.
Так выкрутили, что дышать не мог, больно было.
Потому что, когда на волю попал, выяснилось, что не для кого мне дышать.
Сестренка моя, единственный близкий, родной человечек в этом мире, пропала бесследно. Растворилась, словно и не было ее.
Что я тогда пережил – не передать. И что потом пережил, когда обстоятельства ее пропажи выяснял.
И не выяснил ничего толком.
Вспоминать сейчас это все тяжко, потому привычно переключаюсь на знакомую эмоцию: ненависть.
Генерала, своего непосредственного руководителя, я ненавижу с такой страстью, с какой только может ненавидеть новобранец «деда».
Но, ради справедливости стоит отметить, что Савин – еще не самый хреновый начальник.
Орет, конечно, но в генералы без луженой глотки не попадают. Это в армии. А вот в конторе… Видно, то же самое.
Короче говоря, генерал высказывается о моих умственных способностях, я привычно пережидаю, готовясь морально к тому, что мне этот дурак подкинет в этот раз.
Между прочим, вне графика!
Я отдохнуть планировал! И он мне обещал, обещал!
Я, признаться, в Москву ехал с тайной надеждой получить отпуск за хорошо проведенную операцию на севере. А я ее хорошо провел! Очень хорошо! Без потерь! И с прибылью для родной конторы и любимой страны!
Но вот стою, слушаю генерала и понимаю, нифига. Не будет тебе, Леха, отпуска. В мечтах только.
– Ладно, – выдыхает Савин, – за последнее задание тебя к награде представили.
Радость-то какая! Главное, что не посмертно. А все шансы на это имелись, все…
– Служу России!
Генерал морщится.
– Одно дубье стоеросовое вокруг… Тебе положен отпуск… Две недели. Поедешь на фестиваль… – тут он заглядывает
