Его взгляд мечет молнии, губы кривятся от отвращения. Вцепившись в лямку рюкзака, я отвечаю таким же разгневанным взглядом, хотя сердце готово выпрыгнуть из груди. Мы все пережили огромную потерю. Но Тайер и Холден похоронили брата. И хотя я любила Дэнни как родного, сравнивать наши чувства к нему было нельзя. Для братьев моя скорбь по нему была равноценна удару в лицо. Как будто мне не разрешалось скорбеть, ведь они потеряли намного больше.
Спустя несколько бесконечных секунд Холден вскакивает со своего места и, зажав подмышкой папку с конспектами, не спеша подходит ко мне. Я выдерживаю его пристальный взгляд и замираю, морально готовясь к словесным пощечинам, которые он может отвесить.
— Тайер знает, что ты вернулась? — спрашивает он тем низким, зловещим тоном, который обычно предназначается для его врагов. Он еще ни разу не обращался ко мне подобным образом.
В ответ я пожимаю плечами, как бы говоря: «А я-то откуда знаю?».
Его губы растягиваются в медленной улыбке.
— Это будет прикольно. — Он отталкивает меня с дороги плечом и уходит к двери.
Нахмурившись, я отшатываюсь, и пока провожаю его спину взглядом, меня охватывает дурное предчувствие. Вот тебе и свежее начало.
— Мистер Эймс! — кричит мистер Гарсиа. Но Холден не останавливается и вместо ответа поднимает вверх средний палец. Будь на его месте кто-то другой, его мигом отстранили бы от учебы. Или как минимум оставили после уроков. Но это же Холден Эймс, сын Августа Эймса.
Ну а я… Я попала.
Глава 2
Шэйн
Последний урок растянулся на целую вечность. Взгляды окружающих давили на спину как кирпичи. Как только прозвенел звонок, я пулей сорвалась со своего места и побежала к парковке, по пути строча Вален, что до дома прогуляюсь пешком. Я не хотела рассказывать ей о своем столкновении с Холденом. Она постаралась бы как-то помочь, но я была не в том настроении, чтобы принимать чью-то помощь.
Прийти домой и сыграть с мамой в «20 вопросов о том, как прошел мой первый день» тоже не хотелось, поэтому я решила прогуляться по лесу за домом бабули — теперь уже за моим домом, напоминаю я себе — и, пока убиваю время, разобрать мысли. По другую сторону леса находится Уитмор, а амбар расположен между двух наших владений, но формально все же на их земле. Понятия не имею, что побуждает меня пойти в этот старый амбар, но в конце концов я оказываюсь именно там. Избавиться от старых привычек непросто. Плюс я всегда была мазохисткой.
Я медленно подхожу к дереву, которое пострадало той ночью, и прижимаю ладонь к участку, на котором совсем не осталось коры. Эта часть гораздо светлее остального ствола. Пораженная стойкостью дерева, я принимаю решение, что отныне буду такой же. Покрытой шрамами, но не сломленной. Уезжая из Сойер-Пойнта, я была всего лишь младшей сестренкой Грея, нелюбимой внучкой Амелии и девушкой, которая жила с братьями Эймс. Теперь я хочу быть просто Шэйн. Я хочу полагаться лишь на себя.
Когда амбар оказывается в поле зрения, я останавливаюсь, и меня захлестывает волна внезапных эмоций. Снаружи он выглядит точно так же, как раньше, как будто время над ним не властно. Я не была здесь с той самой ночи, хотя иногда страстно желала прийти. Это место было его.
Я дергаю за закрытый замок и уже готова признать поражение, когда меня осеняет идея. Подхожу к камню, за которым мы когда-то любили прятаться. Шансов мало, конечно. Вряд ли Тайер оставил здесь ключ. Он знал, что я в курсе, где он его прячет, и не упустил бы возможности причинить мне боль. Я приподнимаю камень, и слой покрывающей его грязи говорит мне о том, что его давным-давно не сдвигали.
— Черт возьми, он все еще здесь, — шепчу я сама себе, подбирая ключ и стряхивая с него землю. Тайер оставил его, чтобы я всегда могла попасть внутрь. Неужели я ему все еще небезразлична? Нет. Я трясу головой, пытаясь прогнать эту мимолетную мысль. Зачем я это делаю? Зачем романтизирую все, что между нами было? Он предельно ясно дал мне понять, что для него все это ничего не значило. Я для него ничего не значила.
Как бы там ни было, это место мне дорого. И это ему тоже тяжело принять.
Вернувшись к двери, я вставляю ключ в замок и поворачиваю его. Когда раздается щелчок, я немедленно захожу внутрь. И сразу же понимаю, что в амбаре давно никого не было. Возможно, с той самой ночи, когда мы были здесь вдвоем. С ночи, когда все изменилось. Внутри холодно, темно и… безжизненно. Пусто и затхло.
Перед глазами всплывают непрошенные воспоминания. Вот Тайлер курит, пока мы слушаем наши любимые песни. Вот мы впервые целуемся. Вот он впервые дотрагивается до меня. Здесь мы не переживали ни о родителях, ни о том, что о нас могут подумать другие. Здесь мы были просто… самими собой. Здесь мы были свободны.
Но сейчас это просто старый амбар.
Я подхожу к столу и провожу пальцем по толстому слою пыли на дереве. Он и правда перестал сюда приходить. Тело сковывает внезапная грусть. Я сторонилась этого места по понятным причинам, но прежде чем оно стало нашим, оно было его. Я тяжело сглатываю и разворачиваюсь, чтобы уйти.
Выудив из кармана телефон, я проверяю список пропущенных сообщений и звонков. Две смски от мамы, интересующейся, все ли у меня хорошо, одна от Грея с просьбой перезвонить матери, и три от Вален, в которых она требует подробностей, а не того мутного оправдания, что я дала ранее.
Быстро ответив им всем и написав, что со мной все нормально — Вален я пишу, что позвоню позже, — я бросаю последний взгляд на амбар, а затем закрываю за собой дверь.
— Где ты была? — спрашивает мама, едва я появляюсь в дверях. Я бросаю на нее недоумевающий взгляд. Раньше ее мало беспокоило мое времяпровождение, хотя в Шедоу-Ридж куда опаснее, чем в Сойер-Пойнте.
— Гуляла. А что? — Я стряхиваю рюкзак с плеча, бросаю его на диван и направляюсь к кухонному островку, который служит нам обеденным столом. Потом сажусь рядом с мамой, которая потягивает из бокала вино.
— Просто я волновалась. Сегодня как-никак твой первый день после возвращения.
Так и есть.
— День прошел неплохо. Меня почти никто не заметил, а тем, кто заметил, было плевать, — вру я.
Мать недоверчиво щурится.
— Мам, у меня все в порядке.
— Поверить не могу, что тебе скоро исполнится восемнадцать, — взяв меня за подбородок, произносит она. — С каждым днем ты становишься все красивее.
У меня вырывается сдавленный смешок, и я пытаюсь отвести голову, но мама удерживает ее на месте.
— Пообещай мне, что будешь осторожна.
Ее глаза усталые и покрасневшие. Впервые за всю мою жизнь мама выглядит… изможденной. Она все еще красива. И благодаря золотистым волосам и лицу в форме сердечка — и то, и другое унаследовала, кстати, и я — выглядит моложе своих лет, но в ее взгляде больше нет искры. Нет сомнений в том, что я дочь своей матери. Единственное, чего мне от нее не досталось, — это цвет глаз. У мамы они светло-карие, так что за мои голубые глаза ответственен мой неизвестный отец.
— Да что со мной может случиться…
— Я имею в виду не только твою безопасность, — уточняет она, — но и твое сердце.
Сердце, которое она только что упомянула, начинает бешено колотиться в груди. Она знает о нас с Тайером? Я тяжело сглатываю и прогоняю из головы эту мысль. Это невозможно. Мы были осторожны. Чаще всего. Ближе к концу я уже не могла скрывать боль разбитого сердца, но окружающие полагали, что я просто скорблю. И я правда скорбела. Просто не по одной причине.
— Об этом можешь не волноваться, — уверяю ее я.
