букетом. В конце фильмов счастливые герои частенько удалялись в сторону заката, и на этом заканчивался фильм. Но Сима знала, что это заканчивались их горести и начиналась новая беспечальная жизнь. Вот бы так и было всегда!
Когда Сима стала старше, она поняла, что в одноклассниках понимания бы не нашла, расскажи она им про «свое кино». А так хотелось хоть с кем-нибудь поделиться. Но подружки предпочитали не уходить в мечты, а жить реальностью — обсуждали друг с другом насущные дела, наряды, мальчишек, танцы в полуразвалившемся сельском клубе под хрипящий древний магнитофон и при свете единственной лампочки. Маме иногда, правда, рассказывала. Не все, конечно. Но про ковбоя рассказала.
— Фантазерка ты моя, — вздыхая, говорила мама. — Как ты жить-то будешь, а? Надо с небес на землю спускаться.
— Мам, но там все красивее, — оправдывалась Сима. — А если верить в красивое, оно сбудется.
— И по Волге приплывет к нам корабль с алыми парусами, — улыбаясь, отмахивалась Екатерина Сергеевна.
Поэтому и мама как соратница мечтаний отпадала. Но ведь «ковбой» из фантазий переместился в реальность вполне осязаемым и настоящим, да еще и с таким же букетом из солнышек! И это случилось примерно через месяц после знаменательного букета из «Симиного кино». «Может, я волшебница?» — подумала Сима, но маме ничего про это не сказала, конечно.
Мама привела его в гости к ним в барак воскресным утром, а в пятницу, приехав домой с работы раньше обычного, она у дочери и вовсе отпросилась.
— Я ночевать, доченька, сегодня не приду, — смущенно, но решительно сказала она Симе. — И на завтра, на субботу, меня тоже отпусти. Так надо. Смотри, веди себя хорошо. Я утром воскресенья приеду…
Насчет «веди себя хорошо» это было лишнее, рассудила Сима. Ей же не три года. Да уж и не десять, все-таки пятый класс. В этом возрасте Сима умела и готовить (самое простое, конечно, — яичницу, кашу, картошку), и стирать, и гладить мелочовку — нижнее бельишко, полотенчики.
— Ну, надо так надо, — покладисто сказала Сима и великодушно добавила: — Если хочешь, можешь на несколько дней даже уехать, хоть на неделю. Я не пропаду, продукты-то все есть.
Екатерина Сергеевна коротко и смущенно хохотнула, покачала головой, махнула рукой, и глаза ее подозрительно блеснули. Сима испугалась, что мама сейчас заплачет, и быстро спросила:
— Мам, а он не будет тебя обижать?
Вместо ответа Екатерина Сергеевна судорожно притянула к себе дочь:
— Большая какая, все ведь понимаешь… Да не будет. Не будет, да я и не дамся! Все, бегу на автобус, последний он. Обед в холодильнике. Я приеду скоро!
Мама выбежала за дверь.
И Сима решила, что она ни за что никому не откроет, даже соседке — а то начнет еще расспрашивать и глупо и противно шутить. Девочка попила чаю, посмотрела по телевизору фильм про Тома Сойера (хорошо, что было лето и можно было не готовить уроки) и, конечно, принялась мечтать перед сном, уже удобно расположившись на их с мамой кровати. Что раздастся мелодичный звонок (которого у них не было), и на пороге возникнет фигура в белом костюме и с пышным букетом ярко-красных роз. Это ковбой переоделся для торжественности, ведь он теперь мамин жених…
Конечно, он был никакой не ковбой, а главный бухгалтер с маминой работы в лесхозе. Она знала это по обрывкам разговоров взрослых и видела его несколько раз — когда мама брала ее с собой на работу. Смешной такой, добрый, мягкий, улыбчивый и тихий. Говорили, что женат он еще ни разу не был — наверное, ждал Симину маму. Это казалось девочке очень логичным. По странному стечению обстоятельств его звали тоже Виктором, как и Симиного отца, только он не пил и не дрался и, значит, был хорошим.
В пятницу девочке снились радужные сны, где она шла гулять с мамой и ее женихом, а в субботу она проснулась и почувствовала себя совершенно взрослым самостоятельным человеком. Приготовила яичницу с хлебом, помидорами и колбасой, поела, прибралась в комнате, посмотрела по телевизору комедию. В кухне соседи, конечно, всю субботу судачили, пытались Симу расспрашивать: «А мама надолго ли поехала? А куда? А с кем?» — но девочка молчала как партизан и старалась лишний раз в кухне не показываться.
В воскресенье проснулась очень рано — ведь обещала приехать мама. А вдруг она не одна приедет, а с женихом?!
Сима была настроена очень решительно. Она собиралась испечь блинчики (мама показывала ей, как это делается, и девочка запомнила), а заодно строго-настрого сказать жениху, что маму обижать она не позволит. Он, конечно, хоть и кажется добрым, но мало ли. Может, сказать ему, что она стукнет его сковородкой, если что?.. Нет, это как-то по-детски. Ну, может, предупредить его, что, если он будет пить и драться, они с ним тоже разведутся, как и с отцом, которого Сима стала потихоньку забывать?.. Нет, это неудобно, он ведь еще даже не приехал…
А как же ей, Симе, теперь называть его? Родного отца она называла «дядька папа» — потому что он и вел себя как совершенно чужой да еще и противный дядька. Этот тоже чужой. А скоро будет свой, то есть мамин. Может, его папой надо называть? Это как-то странно будет. Ну, может, потому что она еще не привыкла?..
Сима так волновалась, что не могла больше думать ни о чем другом. Она перебирала в голове разные варианты развития событий, а между делом пекла блинчики. Это ее успокаивало. Тем более что блинчики получались вкусными — Сима уже сама съела несколько штук. Мама научила ее некоторым хитростям, чтобы блинчики получались ажурными, тоненькими и не рвались, когда переворачиваешь, — надо просто влить в тесто немного крутого кипятка. Ну, и периодически смазывать сковородку кусочком сала. А сковородка у них была то что надо — легенькая, удобная, и, выпекая блинчик за блинчиком, Сима успокоилась совершенно и даже подумала, что выдумала все. Ну, какой еще жених!
И тут-то они и пришли. Мама появилась первая, с растерянной и смущенной улыбкой, а в руках у нее был огромный букет красных роз. За ней, смущенный не меньше, шел мамин сослуживец… в белом костюме. Не в таком роскошном, конечно, как представила Сима в «своем кино», а просто в светлых летних брюках и белоснежной рубашке с коротким рукавом — но все-таки!
«Вот я же маме и говорила, что если верить в красивое, оно сбудется. И сбылось. И, значит, я все же волшебница», — подумала довольная Сима.
Она подбежала к маме
