и обняла ее, а потом весело поздоровалась с ее спутником:
— Здрасьте! Я Сима.
Пусть они и виделись мельком на маминой работе, но это же было совсем, совсем другое!
— Виктор Семенович, — осторожно пожимая Симины тонкие пальчики, представился тот и протянул ей круглую коробку с шоколадным тортом.
— Спасибо, — улыбнулась девочка. — Это мой любимый торт! А я блинчиков напекла.
— Хозяюшка она у меня, — одобрительно сказала Екатерина Сергеевна. — Не просто так хвалю, сам видишь…
— Да, с такой дочкой не пропадешь, — подмигнул Виктор Семенович. — Поможешь мне?
И он занес в комнату два больших пакета, в которых чего только не было. Из-за приоткрытых дверей шуршали соседи, но из приличия не показывались.
— Мы прямо как цари какие-то, — заметила Сима про их пиршественный стол.
Больше всего ее обрадовало то, что на столе не было водки. Правда, Виктор Семенович принес бутылку импортного ликера, но Сима успокоила себя, что ликер — это почти что вино, а вино (она знала это из кино) пьют не для того, чтобы напиться, а в торжественных случаях. А этот случай был самый что ни на есть торжественный. Сима сразу отметила, как необыкновенно сияют мамины глаза и как смущен Виктор Семенович. И когда он открыл вино, она поняла, что это не просто гости, а сегодня решается что-то очень важное.
— Дочка, — подняв бокал, сказала Екатерина Сергеевна и вдруг замолчала, потупившись. И тут откашлялся Виктор Семенович.
— Дочка, — повторил он. — Мы с мамой заявление вчера подали. Твоя мама замуж за меня идет.
— А я знала, — сказала Сима и, решившись, добавила: — Никогда не обижайте маму!
Жених с невестой переглянулись.
— Доча, теперь все будет хорошо, — кивнула ей мама.
И это был потрясающий день. Они даже сходили в кино все вместе, как семья, и Сима была счастлива. Но потом, когда вечером Виктор Семенович распрощался с ними и уехал домой, разговор с мамой заставил девочку задуматься. Она поняла, что за романтической составляющей происходящего есть еще и жесткая реальность — на какое-то время Екатерине Сергеевне стало слегка не до дочери.
— Дочка, пока каникулы, тебе придется у бабушки в Кушалине пожить, — извиняющимся тоном сказала мама. — Пойми, у нас все только начинается…
Сима понимала.
Конечно, ей было грустно. Ковбой все-таки посадил маму на серую в яблоках лошадь и увез в закат, а Сима осталась на дороге одна. Но, чтобы ей не было так одиноко, она представила, что к ней самой подходит какой-то худенький парень. Глаза с прищуром, темные веснушки, молчаливый — стоит, смотрит на нее, слегка улыбается, хорошо так… А она первой с ним не заговаривает, робеет. Ну, это так и положено ведь, что девушка первая не должна с парнем заговаривать. И вот Сима молчит, смотрит, а внутри так тепло и щекотно делается, и коленки немного ватные почему-то.
Этот период жизни для Симы был кочевым. У Виктора Семеновича в Рамешках был свой дом, и главбух, конечно, забрал маму с дочкой к себе. Новое хозяйство, новые обязанности — впрочем, к хозяйству они обе привыкли. Наступивший двадцать первый век приободрил людей: казалось, теперь все станет совсем по-другому, лучше и легче. За показным шиком семья не гналась, Виктор Семенович был противником того, чтобы пускать пыль в глаза, но теперь в доме появились новинки: современная стиральная машина, которая долго казалась и Симе, и матери почти волшебством; импортный холодильник вместо их древнего урчащего «Саратова». Отчим одевал «своих девочек» не хуже других. Екатерина Сергеевна, отдохнув от борьбы за выживание, от постоянной нужды и нехватки, расцвела.
Глядя на маму, радовалась и Сима. Лишнего она не просила, за модой не гналась — тихая, спокойная, домашняя девочка. Правда, из-за частых переездов туда-сюда оценки ее немного съехали — она была твердая хорошистка с пятерками, а тут нет-нет да и троечки замелькали. Но Виктор Семенович оказался хорошим отчимом — заметив, что успеваемость приемной дочки поползла вниз, он стал подтягивать ее по точным наукам и никогда за тройки не ругал. А вот мама, наоборот, просто выходила из себя.
— Да что же это такое?! — всплескивала она руками. — Ты ж не поглупела у меня. Так что ты придуриваешься-то, а?! Тебе образование нужно! Иначе работу не найдешь.
Так говорили абсолютно все родители своим детям, но не все дети прислушивались. Сима была исключением. Несмотря на свои частые уходы в мечтания, она прекрасно понимала, что надо и учиться, и потом, повзрослев, искать работу.
— Пойми, — говорила мама. — Взрослая жизнь не за горами, и я хочу, чтобы ты не подломилась под ее трудностями, а спокойно шла по жизни своими ногами. Замуж бы вышла, внуков нарожала. Понимаешь, я говорю про нормальную человеческую жизнь…
Как-то раз она вот так и вправду стояла, замечтавшись, на дороге, то есть на их улице, которая вела к школе, и к ней внезапно подошел ее одноклассник Серега.
— Че грустишь-то, прицеп? — засмеялся он — ее так иногда поддразнивали, нахватавшись от взрослых, но не зло и не обидно даже, она привыкла. — Пошли в кино, батя денег дал, я угощаю.
Симе, которая тогда была уже в девятом, всегда нравился Серега, хотя он и не был похож на того парня, который смутно представлялся ей в мечтах. Отец его не пил, и их семья была куда зажиточнее их с мамой маленькой семьи. Серега был веселый и шумный, и у него были каштановые волосы — почти одного цвета с Симиными. Еще у Сереги были веснушки. Ей ужасно нравились его веснушки, хотя он сам их терпеть не мог.
— Как рябой, — сердился он.
— Ничего не рябой, а очень красиво, — защищала его Сима.
— Мужику красота не нужна, — авторитетно заявил Серега, горделиво вздернув голову. — Мужик дело делает.
И она поразилась его взрослой мудрости. А в кино он вдруг прикрыл ее озябшие плечи своей курткой и еще положил ей руку на плечо. Сима обмерла и боялась пошелохнуться. Они сидели, «как большие», и Сима была очень горда, что все было так чинно, как у взрослых. Часто в селах и деревнях молодежь бывает гораздо целомудреннее городской — даже сейчас, а в те годы тем более, хоть и докатился уже до них, как ворчали старики, «этот заграничный разврат».
А когда Серега после кино проводил Симу домой и на следующий день тоже, то все вокруг знали, что они «гуляют». При парнях он важно говорил про Симу «Моя» и никому больше не разрешал дразнить ее «прицепом». Симе это понравилось — у нее появился «благородный защитник», это было так романтично.
И они гуляли — под звездами. Высший шик — он
