убийств, — продолжаю я, не отрывая от него взгляда. — Вы отбыли год пожизненного заключения.
Он не отрицает убийства. По крайней мере, это уже что-то. Половина заключенных, которые приходят ко мне в офис, все еще защищаются. Изучают закон и во всем обвиняют адвокатов.
— Трупов не было, — говорит он.
Я киваю.
— Значит, вы надеетесь на апелляцию.
Что не имеет большого значения для штата Мэн, поскольку Делавэр — вот тот штат, о котором он должен беспокоиться.
— Только констатирую факты, доктор Нобл.
Мое имя мягко слетает с его языка. Он говорит с легким акцентом. Я пытаюсь найти в файле то, о чем он сказал. Пять обвинений в убийстве. Трупы не найдены. На ум приходит воспоминание, и я наклоняю голову.
— Corpus delicti. Тело преступления.
— Все верно.
— Жертв на месте преступления обнаружено не было, но крови и улик было достаточно, чтобы доказать факт убийства, — говорю я, вспоминая подробности. — Затем, в ходе расследования, были обнаружены видеозаписи. Кадры с убитыми жертвами. Видео просочились в сеть и стали вирусными.
Вот как один детектив связал улики с человеком, который в конечном итоге был привлечен к уголовной ответственности. Видеокамеры старого типа можно опознать по пленке. Ее отследили до человека, который купил камеру.
— Ангел Смерти штата Мэн.
Его ноздри раздуваются.
— Я думал, прозвища не одобряют.
— Не одобряют. Органы правопорядка. — Я скрещиваю лодыжки и откидываюсь на спинку кресла.
— Я не из правоохранительных органов. Я думаю, что прозвище или кличка дает публике связь — за неимением лучшего слова — с чем-то, что они не могут понять, но что все же очаровывает их.
Грейсон прищуривается. Он изучает меня так же пристально, как и я его. Если это правда, передо мной сейчас действительно сидит Ангел штата Мэн, то у меня есть шанс изучить один из самых запутанных психопатических умов.
Во время судебного процесса его личность скрывали от средств массовой информации. Пытались удержать прессу от превращения его в народного мстителя. Я несколько месяцев безуспешно пыталась получить у него интервью.
Моя кровь бурлит от волнения. Разогретая и наэлектризованная. Прошло много времени с тех пор, как меня так волновал объект исследования.
Я достаю телефон и пишу Лейси: «Отмени все встречи на сегодня».
— Итак, скажите мне, — официально начинаю я наше знакомство, — почему вы отказались встретиться со мной год назад? И почему вы здесь сейчас?
Он продолжает пристально смотреть на меня, но на самом деле я не нуждаюсь в ответе. Того, что рассказал надзиратель Маркс о предстоящем процессе, мне достаточно, чтобы составить обоснованное предположение.
Грейсон вот-вот будет осужден в другом штате. В том, где есть смертная казнь.
Он хочет, чтобы я спасла ему жизнь.
ГЛУБОКО ВНУТРИ
ГРЕЙСОН
У Лондон Нобл свои причуды. Симпатии и антипатии. Страхи. Все маленькие замысловатые черты, составляющие ее личность. Мне нравится раскладывать ее по полочкам.
Вместо контактных линз она носит очки. Длинные темные волосы убирает в пучок, но не стрижется. Не красит ногти. Всегда оставляет расстегнутой одну пуговицу на блузке. Скрещивает лодыжки, но не забрасывает ногу на ногу. То есть, пока мы не начинаем говорить о моих поступках. В этот момент я наблюдаю, как она скрещивает длинные ноги, крепко сжав бедра. Она не любит шум. Ей нравятся сложности. Она редко улыбается, а заработать ее одобрение еще труднее. Она страдает от боли в спине, но делает вид, что все в порядке. Она миниатюрная. Если сравнивать со мной, то почти как кукла. Тем не менее, она никому не позволяет смотреть на нее сверху вниз. Боится старости, боится устареть. Но вот, что самое интересное в моем психологе: я вызываю у нее любопытство.
Не в профессиональном смысле, хотя я уверен, что именно из-за этого вспыхнуло маленькое пламя. Но теперь оно переродилось в глубоко укоренившееся жутковатое любопытство. Любопытство, из-за которого хорошие девушки превращаются в плохих.
Я бы хотел запутать ее в своей паутине и всласть попировать.
— Что вы видите?
Из-за края планшета виднеются тонкие пальцы. На самом планшете изображено черно — красное пятно брызг на белом фоне. «Тебя».
— Я вижу бабочку.
Лондон опускает планшет, с непроницаемым выражением лица. По крайней мере, она пытается изобразить нейтралитет. Но я вижу под ее маской раздражение. Она отчаянно пытается меня разгадать. Пробраться в мою голову и пошарить там.
Прошла уже неделя, а она все еще не понимает. Там нечего искать. Я здесь не ради того, чтобы разобраться со своими психотическими наклонностями. Я здесь, чтобы реабилитироваться и с надеждой ждать возвращение в общество.
Я здесь ради нее.
— Вам нравятся игры? — спрашивает она, откладывая стопку чернильных клякс.
Мои губы искривляются в улыбке. Мне нравится играть в игры С НЕЙ.
— Зависит от игры.
— Вы воспринимаете наше время вместе как игру?
Вопросы. Постоянно эти утомительные вопросы. Каждый ответ она превращает в вопрос. Отказываясь впустить меня в свою голову. Я меняю позу, и в тихой комнате громко звенят кандалы.
— На самом деле, это вовсе не наше время, не так ли?
Она сводит тонкие брови.
— Вы считаете, я не уделяю время вашему лечению?
— Нет, — говорю я, выпрямляясь, насколько мне позволяют цепи. — Я чувствую, что вы уделяете время. Просто не тем вещам. Вы верите, что реабилитация возможна?
Она моргает.
— Не буду врать вам, Грейсон. У меня есть сомнения. Но мы не узнаем точно, если вы не будете всерьез воспринимать наши сеансы.
Интересно.
— Мне нравится, когда вы отвечаете на вопросы.
Она пытается скрыть улыбку. Закидывает ногу на ногу. Я глубоко вдыхаю, пытаясь почувствовать ее возбуждение.
— Мои ответы вам не помогут.
— Откуда вы знаете?
Она кладет руки на колени. Лондон не отрывает от меня взгляда, но я вижу, как ей хочется обернуть шнурок вокруг пальца. Она хорошо это скрывает — почти так же хорошо, как свою татуировку, — но однажды я это заметил. В кармане она прячет черную нить. На пальце видны бороздки на том месте, где она наматывает нить, снова и снова затягивая ее.
Интересно, почему она это делает, где она подхватила такую привычку.
— Вы сказали, что сомневаетесь, — говорю я, стараясь поменяться с ней местами. — Но что, если это не сомнение. Что если вы не хотите, чтобы реабилитация сработала.
У нее открывается рот. Из ее уст почти вырывается отработанный ответ, но она сдерживается.
— Почему я могу не хотеть, чтобы это сработало?
Я пожимаю плечами и снова расслабляюсь в кресле.
— Потому что это скучно — искать ответ, как вылечить
