При этих словах Вероника замерла на месте, не осмеливаясь поверить ушам. Туська же осведомилась разочарованно: «Домой? Уже-е-е?» Две-три слабонервные мамаши рядом прослезились.
Вечером Вероника раскладывала вещички по кулькам. Руки у нее тряслись. Палатные мамы помогали советами.
— Телефоны у всех записала? А адрес ясновидящей?
— Главное — не ясновидящей, а ты ножку ей разрабатывай! Гимнастику, как Василь Филиппыч показывал!
— Да будем, будем…
— Это ты сейчас — «будем», а дома только порог переступишь — и понеслась! Все мы такие…
— Ничего не понеслась… И апельсины не возьму. Вы что, сбесились?!
— Вернешься — назавтра сразу в церковь, благодарственный молебен.
— И толченую яичную скорлупу. Для костей первое дело — яичная скорлупа.
— Апельсины забери! Не знаешь, что в больнице ничего оставлять нельзя?! Примета же! Маришке своей отдашь. Девчонка у тебя — тьфу, тьфу!
— Красавица, умница! И знаешь, что я тебе скажу? Она еще и удачливая у тебя!
— Ма-а-ам! — вдруг капризно затянула во всеуслышание Туська, решив, как видно, обратить внимание и на себя. — А ты когда меня на свое представле-е-ение возьмешь?
Мамы удивленно примолкли. Переглянулись:
— Это она про что, Верунь?
— Понятия не имею! — отмахнулась Вероника.
Слово «представление», впрочем, что-то будило в памяти. Что-то определенно неприятное и суетливое — не стоило даже вдумываться. Она старательно сложила новый радужный свитер и сунула поглубже в кулек с одеждой. Кулек треснул и разорвался.
— Черт…
— Да ладно, у меня целый есть, вон под кроватью возьми.
— Лучше вот этот. Смотри, на двадцать кило!
Вероника присела на раскладушку, к которой успела привыкнуть. Успела она привыкнуть и к этим негромким голосам, блестящим глазам, рукам, готовым протянуться навстречу — с кульком, апельсином или игрушкой для Туськи. В окружении этих рук, глаз и голосов можно было жить…
Будто в окружении сестер.
— Ну че? Оклемались, страдальцы? — Светлана чмокнула ее в щеку и плюхнула в руки колючий ананас. — Тут еще тортик, поставь куда-нибудь. Фруктовый! Любят твои?
— Ой, Светик, ну зачем ты… еще бы они не любили! Проходи-проходи, давай сюда пальто… Вот умница, что пришла! Сейчас будем Новый год встречать. Наконец-то! По-настоящему!
— А твои где же? — заглянула Светлана в комнату. — Детвора, супруг? Пострадавшая ваша?
— Да Коля их гулять повел, в зоопарк… ой, то есть это они сначала в зоопарк хотели, а пошли, кажется, на автодром.
— Образцовый отец! — похвалила Светлана, входя в кухню и разглядывая новенькие прихватки. — Наверстывает дефицит движения и впечатлений… Ну, а мы чего киснем?
Вероника вздрогнула. Все-таки она успела отвыкнуть от Светкиного ясновидения и способности определять НЕЛАДНОЕ даже затылком.
В ту же минуту Светка обернулась и на глазок с точностью до десятой доли градуса измерила угол изгиба ее бровей.
— Чего хмуримся? Колись давай, подружка: какие проблемы? Чего опять страдаем? Туська сильно хромает, что ли?
— Н-нет, не очень так… То есть это, говорят, они все сначала. Главное, что снимок вроде нормальный… А твои как? Надюшка? — торопливо повернула Вероника разговор в сторону, уклоняясь от сеанса психоанализа.
Так хотелось сейчас просто расслабиться!
— Все по графику, — пожала Светка плечами. Сегодня на ней был асимметричный свитер: один рукав обычный, целый, другой — с оголенным плечом, пристегнутый к свитеру тремя блестящими ремешками. — Супруг весь в работе. Ждем повышения! Что называется — РЕАЛЬНАЯ НАДЕЖДА! Роем землю, трудимся до ночи. Короче, никакой личной жизни… Зато у дочечки наконец-то грянул переходный возраст. На повестке дня вопрос: «Кто на свете всех милее?» Красим глаза до бровей, стрелки до висков. На мать плюем, как на выжившего из ума ихтиозавра. Да-а, подруга, вот так она и начинается, старость не радость… Так что цени, пока твои маленькие. Маленький ребенок — он хоть тебя обнимет да доброе слово скажет!
Картина мира, бегло очерченная Светкой, в очередной раз свергла Веронику с небес на землю. Точнее, с земли куда-то в область преисподней. Даже руки с тортом и ананасом опустились.
— Слушай… А может, излупить твою Надьку?! — вдруг предложила она вдохновенно.
— Пробовала уже, — махнула рукой Светлана, — и ремнем, и тапком… Потом сама неделю на корвалоле сидела!
Однако печаль как-то не сживалась с ней надолго.
— Кто-то здесь, кажется, собирался встречать Новый год? — спохватилась она.
Через десять минут Вероника раскладывала по тарелкам шипящую яичницу, а Светлана мазала на хлеб шпротный паштет и отчитывала ее за отсутствие приличного штопора.
— Вот этой кривой ковырялкой?! — громыхала она. — Ее ж в руки брать — риск для жизни! Так, вино свое убирай, отменяется… Шампанского приличного, конечно, нет? Ну, давай хоть водку. Есть в этом доме?!
— Есть, да… Только лично я ее как-то…
— Да никто тебя ее пить не заставляет, успокойся! Сделаем отвертку, как цивилизованные люди. Где-то тут я видела сок…
Застольная беседа органично совместила в себе функции праздника души и сеанса психотерапии.
— За детей! За любимых отпрысков, потомков, нервомотов и спиногрызов! — провозгласила Светка первым тостом. — За их новое счастье, хорошие снимки и целые конечности! А также за полные комплекты зубов и мозгов.
— Вот что меня в тебе восхищает, Светик, — призналась Вероника завистливо, — так это сила духа! Хоть директриса наорет, хоть дочка нахамит — по тебе сроду не скажешь! Прическа, макияж, улыбка — ну прямо на день рождения собралась!
— Ерунда! При чем тут сила духа, — пожала Светик асимметричными плечами. — Просто следую советам японских психологов: небольшие, но регулярные стрессы укрепляют нервную систему. Вырабатывают стрессоустойчивость! Так что имей в виду: в этом деле главное — тренировки. А вот строить воздушные замки, наоборот, очень вредно для здоровья. Чересчур хрупкая конструкция! Обломками может завалить в самый неожиданный момент. Отсюда и истерики, и слезы… Чуешь, о чем я? Сознавайся: вчера ревела?
Вероника вздохнула обреченно. Избежать расследования таки не удалось!
— Н-ну, так… немного.
— С Николаем поругалась, что ли? Милые бранятся?
— Да не с Николаем… Я вчера в церковь ходила, — буркнула Вероника.
По необъяснимой причине говорить со Светкой на некоторые темы было тяжело. А скрывать от нее что-либо — невозможно.
