— А если она захочет, чтобы я осталась? Мне нужна была эта работа… И Таечка с Ксюшей… Всё, что у меня есть ценного в этой жизни.
Как тепло она о ней говорит. И мы с ней похожи — для меня Тая важна не меньше…
— А как же ваша семья? — спросил я. — Своим внукам разве не нужно помогать?
— Нет у меня никого, — ответила Катя. — Тая и Ксения моя семья. Как родных и люблю.
— Понятно, — кивнул я. — Но тогда Тая и решит вопрос с вами, а пока я от себя прошу вас остаться – Ксюше вы сейчас просто необходимы.
— Конечно, я буду с вами, — отозвалась женщина. — А вы… Тая правда за вас замуж выйдет?
— Да, — ответил я. — Она уже дала своё согласие, и скоро мы начнём подготовку.
— Знаете, я, если честно, рада, — сказала она мне, заглянув в глаза. — Вы, Алексей Сергеевич, Таечку любите, я знаю. Чувствую. И вы сделаете наконец её счастливой…
— Не уверен, — хмыкнул я. — Но я постараюсь.
— Почему не уверены?
— Она меня не любит, — сказал я, подумав немного об ответе. Смысла врать Кате нет, она и сама всё видит. — Даже не знаю, правильно ли я поступаю, уговорив её на этот брак.
— Я не была бы так в этом убеждена. Что она вас не любит.
— С чего вы это взяли? — остановил я взгляд на её лице.
Она знает что-то, чего не знаю я и чего никогда не скажет мне Тая?
Волнительно.
— У Таечки есть к вам чувства, я уверена в этом, — сказала Катя, а у меня по спине побежали мурашки. Как бы мне хотелось знать, что она ко мне неравнодушна… Это давит мне на грудь бетонной плитой уже не первый месяц. — Она не хотела о вас говорить.
— И это означает наличие чувств? — скептически изогнул я бровь.
— Именно, — кивнула Катя. — Вы ведь знаете, какая она — светлая, чистая, обман и предательство не для неё. Тая просто хотела быть верной женой, не более того. Она противилась разговорам и мыслям о вас именно потому, что эти образы её волновали. Я видела её глаза, когда речь шла о вас, — в них появлялся стыд. Она стыдится своих чувств, краснеет, потому и не желает о вас говорить.
— Ну, не знаю… — постучал я пальцами по столу. — Такой себе параметр оценки чувств…
— А ещё…— продолжила Катя. — Я слышала, как во сне она бормотала ваше имя. Вы ей снитесь, Алексей Сергеевич.
Последняя фраза Кати прошибла мой скептицизм.
Снюсь?
— Может, она звала кого-то иного?
— Нет, — улыбнулась Катя. — Алекс в нашем окружении один. Северов тоже…
Я задумчиво смотрел в свою чашку.
А что, если это правда — чувства есть, просто она их топит из-за тех обстоятельств, какие сложились у нас?
Тогда я вытащу их наружу. А если их нет — смогу зародить.
Я не сдамся.
17.
Утром я заехал в больницу к Тае, передал ей телефон и вещи, взял у неё справки о повреждениях, о том, что беременность понадобилось сохранять после падения с лестницы из-за Паши, а потом съездил в РОВД и написал заявление на Павла. Скоро дело снова пойдёт в ход.
Вечером вместе с Екатериной забрал из сада Ксюшу, объяснив ситуацию воспитателю, что Тая в больнице и пока её буду привозить или забирать я, а потом мы вместе с Ксенией поехали навещать её маму.
По пути набрали фруктов и всяких полезностей для мамы. Тая просветлела лицом, когда увидела своего ребёнка.
— Ксюшенька! — села она на кровати и раскинула руки для объятий.
— Мама! — побежала к ней навстречу девочка.
— Как тебе это удалось? — подняла Тая глаза на меня.
В них было такое счастье, словно ей от этой жизни больше ничего не нужно. И мне тоже — счастье Таи заразило и меня. Я мягко улыбнулся в ответ.
— Ради тебя для меня нет ничего невозможного, Тая.
Она сначала растерялась, а потом улыбнулась в ответ, глядя на меня из-под ресниц. Кокетка… Ей нравится то, что я сказал. Всегда приятно быть любимой. И когда она до конца прочувствует, что значит настоящая любовь без подводных камней — не захочет уже уходить.
— Общайтесь, — сказал я. — Я оставлю вас на время.
Я вышел из палаты, чтобы дать пообщаться наедине маме с дочкой, и присел на одну из больничных кушеток в коридоре.
Быстрым шагом к палате приближалась женщина, и я повернул голову на звук шагов по кафелю. Юля…
Я свёл брови вместе и встал. Перегородил вход в палату. Пусть сначала скажет мне, зачем пришла. Я не позволю доводить Таю её паршивой сестре-предательнице.
— Куда? — поднял я брови, привалившись спиной к двери палаты моей будущей жены.
— Здравствуй, Лёш… — сказала она.
— Что ты хочешь? — проигнорировал я её приветствие.
— Мне надо поговорить с Таей.
— О чём?
— Это важно, и я хотела бы сказать наедине эту информацию моей сестре.
— Сестре… А когда в постель к её мужу прыгала и пыталась залезть и в мою, ты об этом помнила?
— Лёш… — побелела она ещё больше. — Прошу, давай не будем сейчас поднимать эту грязь. Вопрос слишком важный.
— Говори мне, — произнёс я. — Тая беременна. Она лежит на сохранении, ей нельзя волноваться.
— Я знаю, — вздохнула Юля. — Я искала её и звонила. Дозвонилась рано утром, и она разрешила мне приехать и поговорить. Причину только я не назвала, лучше лично…
— И какая причина?
Юля молчала и думала, стоит ли впутывать в это меня.
— Юля, — обратился я к ней. — Тая носит моего ребёнка и скоро выйдет за меня замуж. Мы практически уже одна семья, и я мужчина, который несет ответственность за твою сестру и решает абсолютно все её дела. Поэтому говори мне, что случилось, и мы подумаем, как об этом сказать Тае.
Она окинула меня оценивающим взглядом, потом ответила:
— Знаешь, я рада, что так всё сложилось. Что Тая с тобой. Я ей с самого начала говорила, что с тобой ей будет лучше.
— Ближе к делу, — поторопил я её, проигнорировав лесть.
— И к лучшему, что ты тоже узнаешь об этом.
— Ну так?
— Вчера ночью наша с Таей мать умерла.
Такого я не ожидал. Даже замер на месте. Боже мой… И как ей об этом сказать?
— Надо бы похороны организовать, — сказала Юля. — У меня на это денег нет, сам понимаешь…
— Нет, — очнулся я. — Это — конечно. Я с этим помогу обязательно… Чёрт возьми… Тае нельзя сейчас переживать.
— Она вряд ли жалеет о смерти матери.
— Почему это? — удивился я. — Я слышал, что у них натянутые отношения. Были. Но мать есть мать, и…
— Ты не понимаешь. Мы обе её ненавидели.
— В каком смысле?
— Наш отчим Тайку… домогался долго и чуть силой не взял. После этого мы с ней сбежали из дома. Мать не стала защищать нас. Не поверила нам. Ей мужик оказался дороже.
Я смотрел на неё, не зная, что сказать на это.
Внутри поднималась волна злости.
И боли. За неё…
Сколько же пережила эта девочка? Вот почему она так не хотела говорить о матери.
— Ей было четырнадцать. А мне — почти восемнадцать. И мы выживали как могли. Мыли туалеты, чтобы прокормиться. Я бы с удовольствием бросила бы эту женщину в канаву. Но так не положено. Потом я пошла учиться, а Тая встретила Пашку и вышла за него замуж. Так у неё появился дом.
Я слушал её, опустив глаза. Кулаки сами собой сжались. Собственные зубы едва ли не крошил от злости. Как она могла так поступить с девочками, ещё детьми?
И брак с Пашей теперь для меня виделся в ином свете. Она больше благодарна ему была, нежели любила. И при этом всё равно хранила верность и не давала мне влезать в их отношения, не поддавалась на мои попытки сблизиться…
Какая же она… У меня нет слов.
Теперь мне хочется уберечь её от всего, что она пережила, ещё сильнее. Хочется, чтобы слёз её я больше никогда не видел. Если это только не слёзы счастья…
— Но сказать надо, — произнесла Юля. — Как и захоронить.
— Я всё сделаю, — ответил я. — Дай мне данные вашей… этой женщины.
— Хорошо, — кивнула она и принялась диктовать мне данные.
Уже дома, вечером, когда Ксюшей занималась Катя, я набрал номер Дамира.
— Привет, Дамир, — сказал я, когда услышал ответ.
